Леонид Млечин - Коллонтай

В дедовском доме была замечательная библиотека, и она очень пригодилась юной Коллонтай.

Финляндия стала частью империи в результате успешной для России войны со Швецией в 1808–1809 годах. Император Александр I объявил себя великим князем Финляндским. Великое финляндское княжество имело собственный сейм, без согласия которого император не мог принимать или отменять законы. Финляндия (как и Польша) имела собственного статс-секретаря, обладавшего правом непосредственно докладывать императору. Стараниями видного государственного деятеля-реформатора Михаила Михайловича Сперанского при дворе согласились с тем, что Финляндия — не такая же губерния, как все остальные части империи, а отдельное государство, особенности которого следует учитывать и уважать.

Николай I не позволил своим чиновникам сократить привилегии, предоставленные финнам:

— Оставьте финнов в покое. Это единственная провинция моей державы, которая за всё время моего правления не причинила мне ни минуты беспокойства или неудовольствия.

Так что лишь один народ в многонациональной Российской империи имел реальную автономию — это финны, отмечал академик Юрий Александрович Поляков (см.: Вопросы истории. 2008. № 8). И они, как могли, отстаивали свои права. Когда очередной генерал-губернатор распорядился принимать на службу только владеющих русским языком, финны, изучающие русский, отказались посещать занятия.

Правда, в конце XIX века права автономии стали постепенно урезаться, поскольку Александр II считал финляндскую автономию инородным телом. Попытка унифицировать управление финнами привела к тому, что они стали отдаляться от России… Февральский манифест 1899 года наделял императора правом принимать законы без согласия финского сейма. В июне 1900 года появился «Высочайший манифест о введении русского языка в делопроизводство некоторых административных присутственных мест Великого княжества Финляндского».

В 1903 году император Николай II наделил генерал-губернатора Финляндии чрезвычайными полномочиями, в том числе запрещать собрания и распускать общественные организации. Первая русская революция, охватившая и Финляндию, заставила власть пойти на уступки. 20 июня 1906 года Николай II утвердил новую конституцию Финляндии. Финны получили всеобщее равное избирательное право.

Потом власть пыталась кое-что отвоевать назад. Четыре раза распускали неугодный Санкт-Петербургу сейм! Положение Финляндии волновало не только финнов. Свободомыслящие русские люди, и не только социал-демократы, считали своим долгом выступать за права и свободы финнов, полагая, что, если в одной части империи утвердятся эти принципы, их проще будет распространить на всю огромную страну.

«Финляндия поистине демократична. — Эти слова принадлежат замечательному писателю Александру Ивановичу Куприну. — Демократична вовсе не тем, что в ней при выборах в сейм победили социал-демократы, а потому, что ее дети составляют один цельный, здоровый, работящий народ, а не как в России — несколько классов, из которых высший носит на себе самый утонченный цвет европейской полировки, а низший ведет жизнь пещерного человека».

Коллонтай изучала экономику Финляндии, опубликовала несколько солидных научных работ. В журнале «Научное обозрение» (№ 2 за 1902 год) — «Земельный вопрос в Финляндии». В 1903 году в Санкт-Петербурге вышла ее книга «Жизнь финляндских рабочих», через три года еще одна — «Финляндия и социализм. Сборник статей, не появившихся в печати в России». Ее работами заинтересовался один из руководителей социал-демократов Владимир Ильич Ульянов, печатавшийся под псевдонимом Н. Ленин.

Девятого января 1905 года Александра Михайловна вместе с толпой демонстрантов отправилась к Зимнему дворцу. Забастовка столичных фабрично-заводских рабочих не удалась, и возникла идея подать императору петицию с изложением нужд рабочих. Помимо экономических требований были и политические, в том числе созыв Учредительного собрания. Люди, рискнувшие просить царя о милости, шли с крестами и хоругвями. Конечно, как в любой массовой демонстрации, нашлись желающие прорваться через оцепление. В результате поступил приказ открыть огонь. Солдаты стреляли в безоружных людей…

Кровавое воскресенье у многих разрушило монархические идеалы. Александру Коллонтай пролившаяся на ее глазах кровь заставила занять более радикальные позиции в социал-демократическом движении. Во время первой русской революции она писала антиправительственные листовки, участвовала в митингах. В 1907 году она создала в Петербурге организацию работниц и обнаружила, что товарищи-марксисты женским вопросом не интересуются. В социал-демократических организациях женщины составляли абсолютное меньшинство.

«Я поняла, как мало заботилась наша партия о судьбе русских работниц, как незначителен ее интерес к женскому освободительному движению… Откуда же берется это непростительное равнодушие идеологов прогрессивной социальной группы к одной из существенных задач данного класса? Как объяснить себе то лицемерное отнесение «сексуальной проблемы» к числу «дел семейных», на которых нет надобности затрачивать коллективных сил и внимания?»

Активность Коллонтай возымела действие. Социал-демократы осознали, что нуждаются и в поддержке женщин, которые только казались политически пассивными. В сентябре 1908 года Коллонтай отправила Максиму Горькому рукопись книги «Женское движение и классовая борьба» в надежде, что он ее издаст: «Необходимо, чтобы социал-демократия, ввиду нового выступления феминистов, формулировала свое отношение к женскому буржуазному движению и отмежевалась и у нас — в России — от буржуазного феминизма. Эту задачу и преследует моя работа, которая является первой попыткой самостоятельной разработки женского движения на русском языке…»

Марксисты исходили из того, что женские проблемы порождены социальным неравенством. Частная собственность лишает женщину средств к существованию и заставляет продавать себя — в роли жены, содержанки или проститутки. Полагали, что уничтожение классового общества само собой изменит и роль женщины, избавит ее от эксплуатации.

Александра Михайловна сознавала, что ситуация сложнее. С одной стороны, она твердо стояла на марксистских позициях. «Мир женщин, как и мир мужской, также разделен на классы. Никакое формальное уравнение женщины в правах с мужчиной, ни политическое, ни профессионально-трудовое, не спасет женщину от социального и экономического рабства». В этом и состояло ее противостояние с феминистками: она считала принципиально невозможным облегчение женской доли без социалистической революции. А с другой стороны, видела: положение женщин не изменится, пока они не получат те же права, что и мужчины, и пока мужчины не признают это равенство.