Михаил Макеев - Николай Некрасов

Неизвестно, насколько прекращение дружбы с Тургеневым компенсировалось для Некрасова дальнейшим сближением с Добролюбовым. Уже очень больной, критик в 1860 году продолжал много работать для журнала. Некрасов в письмах настоятельно рекомендовал ему лечиться, не думать о деньгах, которыми редактор всегда готов был снабдить ценного сотрудника. По их переписке хорошо видно щепетильное, даже болезненное отношение «новых людей» к долгам, их нежелание материально зависеть от кого бы то ни было; Некрасов, ссужая Добролюбова деньгами, старался быть максимально деликатным, не вызвать у умирающего подозрения, что его «жалеют» или оказывают благодеяние. Так, в конце декабря 1860 года он писал за границу, куда Добролюбов отправился в безнадежной попытке излечиться от туберкулеза:

«Вы не унывайте и в 1861 году опять рассчитывайте добрать от 5 до 6 т[ысяч]. (Уверен, что если столько не будет нужно, то Вы меньшим удовольствуетесь.) Пишите теперь о деньгах Вашим сестрам — их могу выдать. А то при внезапной уплате 12 т[ысяч] в ноябре обеднял было. Знаете, я думаю, по возвращении Вашем Вам нужно будет взять на себя собственно редакцию «Современника]». Чернышев[ский] к этому не способен, я располагаю большую часть года жить в деревне. Писания Вам будет поменьше, а хлопот побольше. Газету бы точно необходимо основать, но издыхать из-за этого тоже нет резону. Вам важны еще два-три года: надо их прожить без натуги, а там уж не умрете. Если приедете к лету, то еще будет время, впрочем, выхлопотать и приготовиться к 1862 году».

В свою очередь, Добролюбов, подобно Чернышевскому, называет его лучшим и фактически единственным настоящим и по-настоящему современным поэтом, и выходит это у него даже теплее, чем у его товарища. Показательно, что Добролюбов сравнивает Некрасова не с поэтами и приводит ему в качестве образца для подражания не Гёте или Пушкина, а руководителя борьбы за объединение Италии Джузеппе Гарибальди. Критик, мечтая и даже отчасти намекая на приближение эпохи не слов, а дела (в его письмах Добролюбова отчетливо слышны те же надежды на приход «настоящего дня», что и в статье о романе «Накануне»), очевидно, «берет с собой» в эту эпоху Некрасова.

Чернышевский и Добролюбов приводят в журнал всё новых сотрудников. С 1858 года в «Современнике» начинают появляться статьи по общественным вопросам яркого публициста Григория Захаровича Елисеева, приглашенного Чернышевским, в 1860-м к нему присоединяется Юлий Галактионович Жуковский, креатура Добролюбова, молодой журналист, писавший прежде всего на юридические и экономические темы, чьи статьи впоследствии вызовут большой шум и навлекут на «Современник» «роковые» гонения.

Окончательно войдя в «ближний круг» Некрасова, Чернышевский и Добролюбов стали поверенными в его личных делах, свидетелями и советчиками в его отношениях с Панаевой, перешедших в то время в новое качество. Если раньше это была связь «после любви», державшаяся на «памятливости», на привычке, то теперь и эта стадия оказалась пройдена. В жизни Некрасова появилась другая женщина. Не то чтобы их не бывало раньше. Короткие и легкие увлечения скорее всего были характерны для жизни Некрасова, особенно в период «веселой компании». Однако в этот раз во время отсутствия Панаевой (летом 1860 года она жила за границей) случайная связь перешла во что-то более серьезное. 23 июня 1860 года Некрасов написал Добролюбову из Петербурга: «Я сижу один в городе, даже отправил Оскарку (собака Некрасова породы пойнтер. — М. М.) в Москву (а сам и застрял в Петер[бурге]), так вот без друга-то моего поневоле находят этакие мысли, да и посоветоваться-то не с кем. Вероятно, от этих сомнений я так расстроился, что грудь побаливает опять. Ангела я себе приискал, надо Вам добавить. Чудо! Я не шутя влюблен». Более того, поэт сообщил о своем романе Панаевой, очевидно, желая окончательно порвать с ней.

Некрасов увозит своего «ангела» в Грешнево. Почти через месяц он подводит итоги опять же в письме Добролюбову (от 18 июля): «Что бы Вам написать? Да хорошего немного. Старый я дурак, возмечтал о каком-то сердечном обновлении. И точно четыре дня у меня малиновки пели на душе. Право! как было хорошо. То-то бы так осталось — да не осталось. Во 1-х, девушка хоть не ангел или ангел падший — да, к несчастию моему, оказалась порядочной женщиной — вот и беда! Еще и жертва тут подвернулась, в ее положении не пустая — польстилась на мои сладкие речи — а я куда как был красноречив! — она бросила человека, который ее обеспечивал (дуре-то всего 19[-й] год — это так скоро свертелось, что я и не ожидал, а то бы, я думаю, сам отговорил ее). Ну а теперь уже бродит мысль, зачем я всё это затеял? Только и отрады, что деньгами, авось, развяжусь. Зачем я сижу теперь в Москве, как думаете? Был я с моим ангелом в деревне и весело охотился, да простудился, а у меня во рту сделалось нечто прегнусное — жар, слюна лезет, как из сапатой лошади, боль. Черт знает что это. Боюсь, не отрыжка ли опять старого? Так как я много съел меркурию, то, говорят, это он теперь гуляет. И я лечусь, а ангел кротко и любовно скучает около меня — жарища при этом страшная, ни пить, ни есть — ничего и не думай, выходить тоже нельзя. Ну что тут хорошего? Согласитесь, не стоит и поздравлять с ангелом! Право, не знаю, чье положение лучше. Впрочем, одному хуже. Самый, так сказать, неважный ангел за границей очень много значит, и я приписываю большую часть Вашей хандры одиночеству. Знаете ли, очень может быть, что я к Вам приеду — куда только ангела деть, да возьму с собою. — Напишите мне что-нибудь об Ав[дотье] Як[овлевне]. Вы, верно, ее скоро встретите; если она огорчена, то утешьте ее как-нибудь: надо Вам сказать, что я ей кратко, но прямо написал о своих новых отношениях. Ведь надо ж было! — хоть эти новые отношения едва ли прочны».

До середины сентября поэт и его пассия жили в Грешневе и Ярославле. В сентябре Некрасов писал сестре: «Меня ты дома не застанешь — я уеду, извини, на охоту, — но застанешь очень скромную и добрую девушку по имени Ксению Павловну, которую ты приласкай. Я приеду к вечеру». После этого каких-либо упоминаний об «ангеле» в письмах Некрасова не встречается.

Кто была эта девушка, как произошли знакомство и расставание с ней, исследователям до сих пор не удавалось установить. Между тем в конторских книгах «Современника» имеются записи о том, что начиная с 1862 года до сентября 1865-го из кассы журнала регулярно выдавались деньги, примерно 350 рублей в год, некоей госпоже Ксении Ефимовой. Ей же полагался бесплатный экземпляр «Современника». В распоряжении, сделанном Некрасовым 1 июля 1862 года (после приостановки журнала), госпожа Ефимова фигурирует среди получателей «пенсиона». Никаких дополнительных сведений о ней в конторских книгах не содержится. В петербургской адресной книге за 1867 год (к сожалению, они в XIX веке выходили нерегулярно) значится только одна Ксения Ефимова, которая может быть соотнесена с интересующей нас женщиной (правда, ее отчество не Павловна, а Ивановна; впрочем, такие справочники часто неточны в подобных деталях), проживавшая по адресу: Офицерская улица, дом 32, квартира 3, по роду занятий «хористка». Эта профессия вполне соответствует роли кратковременной любовницы, которую девушка сыграла в жизни Некрасова. Можно осторожно предположить, что это и есть до сих пор остававшаяся загадочной мимолетная возлюбленная Некрасова. И видимо, решилось дело всё-таки с помощью денег, которые Некрасов выплачивал ей, скорее всего, до того момента, как она нашла мужа или какой-то другой источник достатка.