Александр Мясников - Александр III

А вскоре появилась еще одна запись:

«Я ее не на шутку люблю, и если бы был свободным человеком, то непременно женился, и уверен, что она была бы совершенно согласна… Как хорошо простым смертным: они принадлежат сами себе, они могут вести угодную себе жизнь, строить ее, исходя из личных пристрастий и желаний!..»

Он с детства любил весну. Ведь она приходила сразу после его дня рождения.

Весной и в самом Петербурге, устававшем от бесконечной промозглой зимы, жизнь, казалось, просыпалась и раскрашивалась всеми цветами радуги. И в первую очередь феерическим разноцветьем платьев на балах.

Апрельский бал 1866 года в Зимнем дворце, казалось, мало чем мог удивить. Все было как всегда. Дамы, кавалеры, оркестр, неугомонный шум голосов, смех, шелест платьев, шорох бальных туфелек по паркету, щелканье вееров и лорнетов.

Александр, как обычно, пригласил Марию на танец. Ведь это не только возможность ощутить тепло руки, но и шанс поговорить.

Во время танца с Александром Мария, как бы мимоходом, сообщила цесаревичу, что ей сделал предложение молодой князь Витгенштейн. И попросила у Александра совета — стоит ли ей выходить замуж за князя.

Как он потом рассказывал князю Мещерскому, услышав эту новость, он испытал такое потрясение, что чуть не упал и «был как сумасшедший». Он не мог ничего сказать и скоро ушел с бала.

Александр потерял сон, а днем не находил себе места. Апрельское солнце, игравшее на шпилях Адмиралтейства и Петропавловского собора, не радовало, а раздражало. Ему стало казаться, что настало время, когда нужно принимать какое-то решение. Пусть и радикальное, пусть скандальное. Но продолжать отношения так, как было до этого момента, дальше нельзя.

Он доверил свои мысли дневнику:

«Я только и думаю теперь о том, чтобы отказаться от моего тяжелого положения и, если будет возможность, жениться на милой М. Э. Я хочу отказаться от свадьбы с Dagmar, которую не могу любить и не хочу. Ах, если бы все, о чем я теперь так много думаю, могло бы осуществиться! Я не смею надеяться на Бога в этом деле, но, может быть, и удастся. Может быть, это будет лучше, если я откажусь от престола. Я чувствую себя неспособным быть на этом месте, я слишком мало ценю людей, мне страшно надоедает все, что относится до моего положения. Я не хочу другой жены как М. Э. Это будет страшный переворот в моей жизни, но если Бог поможет, то все может сделаться, и, может быть, я буду счастлив с Дусенькой и буду иметь детей. Вот мысли, которые теперь меня все больше занимают, и все, что я желаю».

Те же самые мысли, как и сам дневник, он доверил князю Мещерскому.

Цесаревич надеялся на поддержку своего друга. Но от слов Владимира Петровича он испытал не меньшее потрясение, чем совсем недавно от вопроса его кузины на балу.

Князь умолял его не совершать опрометчивого поступка. Он пояснил: «Ну, хорошо, вы откажетесь от прав на престол, от титула, от положения, откажетесь от всего и женитесь на Мещерской. Но ведь она вас не любит, она не способна любить. Это мелкая эгоистичная натура, испытывающая удовольствие лишь от того, что кружит голову престолонаследнику!»

В дневнике для цесаревича в продолжение разговора князь написал:

«Весною, летом, осенью и зимою все она, все она была главным предметом Ваших мыслей и, разумеется, Ваших чувств; все остальное в мире было поглощаемо этим чувством… Но затем Вы менее всего были в состоянии замечать, до какой степени Вас это чувство отдаляло от всего, что, по долгу принятой Вами присяги, должно быть всего ближе и всего постояннее присуще Вашей жизни».

На следующий день у него состоялся разговор с отцом.

Александр сразу заявил отцу, что любит Марию Мещерскую и решил отказываться от трона.

Император не стал читать своему сыну нравоучения, а лишь сказал, что императором становятся «не по своей охоте» и что цесаревич должен действовать в соответствии со своим «призванием».

Он слушал отца и вдруг как-то по-особенному осознал, что всего две недели назад, 4 апреля 1866 года, у ограды Летнего сада состоялось покушение — террорист чуть было не застрелил его отца. И только за то, что тот был императором. Российским императором! Ведь в тот же день он сам, цесаревич Александр, записал в дневнике: «Боже мой, что за люди! Стрелять в государя! Какие-то выродки! Что он им сделал, как у них могла подняться рука! Безумцы! Ведь папá так много делает для России: он отменил крепостное право, проводит многие реформы, которые должны укрепить государство и привести к миру и процветанию. Он работает целыми днями, не жалея себя, не покладая рук, но находятся выродки, не дорожащие Россией, ум которых отравлен ядом европейских учений». Написал в суете влюбленности и забыл об этом. Как мог забыть!

Он как-то неожиданно и остро ощутил, что является продолжателем дела отца, дела, которое слишком ко многому обязывает. И поэтому, когда отец приказал готовиться к поездке в Европу, уже не стал перечить ему и настаивать на своем.

И сам же принял решение завершить перед этой поездкой все отношения с Марией. Завершить, потому что вспомнил слова деда, который говорил: нельзя начинать новое, не закончив старое. А он понимал, что эта поездка в Европу может принести в его жизнь новое и, может быть, даже неожиданное. И это новое, возможно, будет связано с Дагмарой. Мысли о встрече с принцессой рождали неясное и трепетное волнение.

Разговор Александра и Марии о том, что между ними все кончено, состоялся в Царском Селе, в пустой комнате Царскосельского лицея.

Разговор был трудный, но Александр старался держать себя в руках. На последней странице дневника он написал:

«Это было прощание с моей молодостью и с моей отчасти беспечной жизнью. Теперь настает совсем другое время, серьезное, я должен думать о женитьбе, и дай Бог найти мне в моей жизни друга и помощника в моей незавидной доле. Прощаюсь я с М. Э., которую любил как никого еще не любил и благодарен ей за все, что она мне сделала хорошего и дурного. Не знаю, наверное, любила ли она меня, или нет, но все-таки она со мною была милее, чем с кем-либо. Сколько разговоров было между нами, которые так и останутся между нами».

На следующий год княжна Мария Мещерская вышла замуж за миллионера Павла Павловича Демидова.

Спустя два года, подводя итог той переломной эпохи в своей жизни, цесаревич Александр писал князю Мещерскому: «Я, совершенно как и Вы, смотрю на все перемены, происшедшие в последнее время, как на благословение Божие и даже как на чудо!..

Да, Владимир Петрович, много мы пережили с Вами, и Вы видели, я совершенно уверен, всю страшную борьбу, которая происходила в моей душе, и всю эту бурю страстей, которая одно время овладела мною совершенно, но Господь помог вырваться из нее, и я постоянно благодарю Его за эту помощь, в которой я очень нуждался».