Евгений Новицкий - Леонид Гайдай

Позже отношение Гайдая к Сталину, видимо, поменялось. Об этом косвенно свидетельствуют различные иронические намеки и полунамеки на великого вождя, присутствующие во многих гайдаевских комедиях. И первой в этом ряду, конечно, была «Кавказская пленница».

«У Гайдая был очень кропотливый отбор материала, — вспоминал Александр Зацепин. — И, конечно, монтаж. Очень многое из того, что было снято, он сам выбрасывал. Но многое у него отнимали насильно. Помню, что в «Кавказской пленнице» была чудесная панорама товарища Саахова снизу вверх: сапоги, военные брюки, китель, рука, засунутая за китель, — точно Сталин. Доходим до головы — товарищ Саахов. В просмотровом зале стоял гомерический смех, но в Госкино этот кадр безжалостно вырезали и смыли негатив. Много таких гайдаевских замечательных деталей исчезло навсегда» {122} 122 Цит. по: Цымбал Е. Указ. соч. .

А в 1993 году на вопрос корреспондентки журнала «Экран и сцена»: «Вам не кажется, что ваш Саахов — такой маленький Берия?» — Гайдай ответил: «Так и было задумано».

Присутствует в «Пленнице» и ирония по отношению к Хрущеву. «Это, как его, волюнтаризм!» — произносит в одной из сцен Балбес. В те годы данное слово ассоциировалось именно с Хрущевым — причины его досрочного снятия и отправки на пенсию были повсеместно указаны в печати: «волюнтаризм и субъективизм».

Однако столь же открыто высмеивать Сталина уже возбранялось — с приходом к власти Брежнева хрущевский курс на десталинизацию был немедленно свернут.

И всё-таки некоторые детали образа Саахова — и белый френч, и усы, и сама манера разговора — явно отсылают к товарищу Джугашвили. Фраза «Вы сюда приехали, чтобы записывать сказки, понимаете ли, а мы здесь работаем, чтобы сказку сделать былью, понимаете ли!» не только отчасти воспроизводит стиль сталинских речей, но и цитирует строку из знаменитого «Марша авиаторов» — одной из тех песен, которые по сей день стойко ассоциируются с 1930-ми годами.

В свою очередь, обмен репликами Труса и Балбеса при первом их появлении в кадре («Жить, как говорится, хорошо!» — «А хорошо жить еще лучше») приводит на ум хрестоматийное сталинское изречение «Жить стало лучше, жить стало веселее».

Любопытный момент, относящийся к Сталину, присутствует и в комедии «Иван Васильевич меняет профессию» (1973). В сцене, когда Милославский диктует Феофану царский указ, Леонид Куравлев произносит: «Точку поставь». Эти слова сказаны актером словно бы с легким кавказским акцентом, при этом он делает такое движение рукой, как будто в ней находится трубка. Этот эпизод вполне может быть завуалированной пародией, например, на эпопею Юрия Озерова «Освобождение». Пять серий этого фильма поочередно выходили в прокат как раз на рубеже шестидесятых — семидесятых годов, и в каждой присутствовал Сталин, впервые после долгого перерыва возвращенный на экран в качестве мудрого правителя и незаменимого Верховного главнокомандующего. И, конечно, Сталин в «Освобождении» неизменно покуривал трубку и регулярно надиктовывал или сообщал по телефону свои приказы.

В картине «Не может быть!» (1975) Гайдай, кажется, повторил «сталинский» гэг, который, по словам Зацепина, был вырезан из «Кавказской пленницы». В третьей новелле («Свадебное происшествие») один из гостей выглядит просто-таки карикатурой на Сталина. Завидев его в дверях, герой Вицина (отец невесты) кидается к нему с криком: «Иван Израилевич!» — и услужливо снимает с него шубу. Под шубой вновь оказываются типичные сталинские френч (уже не парадный белый, а защитного цвета) и высокие сапоги. В довершение всего Иван Израилевич величественно закладывает руку за лацкан френча и грозно надвигается прямо на камеру.

Еврейская составляющая этого образа (персонажа играет Готлиб Ронинсон), видимо, была введена для маскировки. Как видно, цензоров это и впрямь сбило с толку.

В сцене из следующего фильма Гайдая — «Инкогнито из Петербурга» (экранизации «Ревизора») — звучит реплика Бобчинского: «А когда генерал, то уж разве сам генералиссимус». Разумеется, это дословный гоголевский текст, но Олег Анофриев, играющий данную роль, произносит слово «генералиссимус» с таким подчеркнутым значением и трепетом, что редкий зритель не увидит в этом хотя бы смутного намека на единственного советского генералиссимуса.

Наконец, откровенный шарж на Сталина появится в последнем фильме Гайдая «На Дерибасовской хорошая погода, или На Брайтон-Бич опять идут дожди» (1992). По сюжету главный отрицательный герой Артист (в исполнении Андрея Мягкова) появляется перед членами своей преступной группировки в образах советских вождей. Изображая Сталина, Артист курит трубку и с соответствующим акцентом (озвучка Артема Карапетяна) произносит такие фразы: «Если рано убить, значит, надо его купить», «Русские не сдаются, товарищ Кац». В какой-то момент этот карикатурный Сталин даже берет на руки невесть откуда взявшуюся маленькую девочку с воздушным шариком.

Но самая последняя отсылка Гайдая к Сталину присутствует в одной из заключительных сцен этой комедии. Герои Юрия Волынцева (генерал КГБ) и Эммануила Виторгана (генерал ЦРУ) наблюдают за своими подопечными — разведчиком Дмитрием и агентом Мэри, которые во время вражеской атаки спаслись от действия ядовитого газа посредством затяжного поцелуя. «Любовь побеждает смерть!» — торжествующе произносит Виторган. «Это посильнее, чем «Фауст» Гёте», — сакраментально резюмирует Волынцев. Известно, что именно эти слова («Эта штука сильнее, чем «Фауст» Гёте (любовь побеждает смерть)») Сталин в 1931 году написал на последней странице книги Максима Горького сразу после того, как писатель прочел ему свою сказку «Девушка и Смерть».

Уже после «Кавказской пленницы» за Гайдаем окончательно закрепилась репутация самого кассового режиссера страны. Коллега Григорий Чухрай настойчиво звал его в свое Экспериментальное творческое объединение (ЭТО) — уникальную организацию кинематографистов при «Мосфильме», которую он возглавлял вместе с Владимиром Александровичем Познером. Последний долгое время прожил в эмиграции, занимаясь кино, и одно время даже был руководителем голливудской кинокомпании «Метро-Голдвин-Майер». После войны Познер вернулся на родину и поставил себе целью привнести в советское кинопроизводство результативные экономические принципы устройства западных студий. Начать столь непривычный для социалистических условий эксперимент разрешили только в 1965 году.

ЭТО просуществовало десять лет — и всё это время в нем действовали самые настоящие рыночные отношения: чем больше денег картина собирала в прокате, тем больше получали ее создатели. Ясно, что Гайдай в таких условиях имел шанс разбогатеть как никакой другой советский режиссер.