Пол Стэнли - KISS. Лицом к музыке: срывая маску

Были составлены контракты, которые должны были подписать Питер, Джин, Томми и я. Конечно, мы вчетвером обсуждали это, и участники группы были прописаны. После концерта на Ямайке было принято решение о включении Томми в группу. Это был настолько закономерный шаг, что мы даже не говорили об этом. После Ямайки мы знали, что нам не нужно проводить прослушивание для нового гитариста. Томми был ответом. Томми был отличным тур-менеджером — не потому, что у него был к этому какой-то особый врожденный талант, а потому, что он полностью отдавался всему, что делал. И когда он официально присоединился к группе в качестве нового гитариста, это не выглядело так, будто мы взяли нашего тур-менеджера и одели его в костюм Инопланетянина. Томми не был двойником или подменой — он был следующим шагом и доказал, что заслуживает того, чтобы быть в группе, обогатив ее в музыкальном плане.

Однако я должен признаться: как только мы начали совместный тур с Aerosmith, я не почувствовал какой-то особой химии с Томми и Питером. Это все еще казалось переходным вариантом. Мне казалось, что рана зажила лишь частично. Конечно, у нас был человек, который хотел быть на сцене, который знал песни и мог исправно исполнять их день за днем. Плюс я не просыпался каждое утро, задаваясь вопросом, как пройдет день и как пройдет шоу. Пятьдесят процентов неопределенности и хаоса были устранены.

Питер, с другой стороны, вернулся к своим старым трюкам. Они с Джиджи каждый день плевались ядом. Он постоянно жаловался на неуважение со стороны персонала отеля, ворчал из-за дыма от пиротехники. Руководства для отелей тоже вернулись, вместе с жалобами на то, что в его комнате было слишком темно или что она находилась слишком далеко по коридору, что шоу были слишком длинными, а руки болели. И так без конца.

Но реакция зрителей была обнадеживающей. Томми всегда приветствовали стоячими овациями. Если это звучало как KISS, выглядело как KISS и ощущалось как KISS, то это и были KISS. Тем временем Питер нанял адвоката, пытаясь договориться о продлении контракта во время тура. Его требования, как обычно, были абсурдными. Наверное, они решили, что из-за отсутствия Эйса мы пойдем на любые уступки. Кто знает, что было у них на уме? К тому времени я знал, что KISS были больше, чем каждый из участников группы по отдельности. И я не имею в виду всех, кроме меня. Я высоко ценю свой вклад, но не обманываюсь, считая, что я единственный, кто может исполнять эту роль. Как ни странно, чем дольше продолжались переговоры, тем больше Питер и его адвокат были уверены, что загнали нас в угол. Мы согласились на их условия.

Когда тур закончился, и контракт Питера истек, я сообщил ему, что мы решили не продлевать его: «Ты несчастен. Ты говоришь, что шоу слишком длинные. Твои руки болят. Ты хочешь играть другую музыку, а мы хотим продолжить. Я думаю, что для всех будет лучше, если мы просто положим этому конец, Питер. Нам всем пора двигаться дальше».

Больше мне было нечего ему сказать. Это не значило, что мы собирались стать другими KISS или новыми KISS — мы просто собирались стать лучшими KISS. Я не мог изменить Питера, так же как не мог изменить и Эйса, Билла Окоина, Донну или Пэм. Но я мог перестать бодаться с людьми с негативной повесткой дня, которые хотели саботировать всех и вся вокруг, а затем обвиняли в этом кого угодно, только не самих себя. К черту! Мысль о том, что мы прекратим использовать любой из четырех легендарных образов, была столь же нелепой, как и идея о том, что мы прекратим играть любую из наших песен. Интересно, что много лет назад, когда мы попытались купить права на изображения Кота и Инопланетянина, Питер и Эйс с легкостью отказались от своих персонажей, словно они не имели никакой ценности. Для них они были всего лишь разменной монетой. Легкость, с которой они отказались от своих персонажей, показала мне, как мало они заботились о них. Я был рад, что эти парни не могли появиться на каком-нибудь хеллоуинском фестивале, раздавая автографы в рваных нарядах и макияже KISS. Я ценил наши образы и хотел защитить их.

Эрик Сингер был неподражаем во время прощального тура, и это снова был тот случай, когда нам не нужно было пускаться на поиски барабанщика. У нас уже был свой человек на будущее. Такое облегчение!

Гастроли были частью моей жизни, о которой Эрин не имела ни малейшего представления. Вновь пустившись в разъезды, я скучал по ней и хотел, чтобы она была вместе со мной и воочию испытала все это. Было необычно наблюдать, как она входит в это до сих пор неизвестное измерение моей жизни. Она излучала радость. Я помню, как Эрин танцевала в зале, когда пришла на свое первое шоу KISS. Она не показушничала — это было отражением восторга, который я испытывал на сцене. Во время перерыва в туре я попросил Эрин быть моей гостьей на благотворительном ужине. Когда хозяин ужина упомянул меня по имени, Эрин была первой, кто поднялся с места и похлопал. Я никогда не испытывал ничего подобного.

Она была настолько уверенной в себе, что могла дарить любовь и внимание, не чувствуя при этом, что ставит под удар свое эго.

На нашу первую совместную поездку мы отправились в Лас-Вегас. Там мы пошли в мой любимый ресторан в отеле «Белладжио», который называется «Пикассо». К моему удовольствию, ей понравилось ужинать в такой обстановке, а еще было волнительно встретить там шеф-повара Джулиана Серрано, который стал моим другом. Вечером, когда мы лежали в постели и смотрели телевизор, я сказал, что хочу пить. Эрин сказала: «О, я принесу тебе выпить». Я не придал этому значения и сказал: «Нет, не будь глупышкой». Но она встала и открыла мини-бар. Там было пусто. «Я пойду в вестибюль и принесу тебе чего-нибудь», — сказала она, натягивая свитер. «Ты собираешься пойти в вестибюль и принести мне выпить?» Я не хотел быть похожим на загнанного пса, но еще никто никогда не делал для меня ничего подобного. Эрин никогда бы не пошла наперекор своей гордости, она просто не забивала голову чепухой — ее доброта и отдача были совершенно естественными и не отменяли ее самоуважения. Время от времени мы говорили о состоянии наших отношений: что чувствовала она, что чувствовал я, как складывалась дела у меня дома. Мы всегда оставались на одной волне.

Здоровые отношения делают вас здоровее. Пожалуй, только оглядываясь назад, я наконец понял, что плохие отношения — это довольно точный показатель того, что с вами происходит в данный момент. Только тот, у кого беспорядок в жизни, остается в беспокойных отношениях. Эрин была совсем не такой. Я действительно никогда не встречал такого человека, как она.

В первый год, когда мы с ней встречались, я никогда не приводил ее домой, если там был Эван. Он пережил болезненное событие, и ему нужно было знать, что он в безопасности, а не видеть, как я привожу женщин. Эван не был виноват в сложившейся ситуации, и мысль «продолжать свою жизнь», не обращая внимания на его нужды, казалась мне довольно эгоистичной. Я хотел, чтобы Эван знал, что наш дом был для нас двоих — это был наш мир. Желая продемонстрировать это, я заказал масштабную фреску с нашим изображением на всю стену моей спальни. Это место перестало быть для меня домом, когда мы с Пэм развелись, поэтому я решил поместить эту фреску в центр внимания — и как способ застолбить за собой это пространство, и как иллюстрацию мира, который я хотел создать для Эвана. Она была основана на масляной живописи XIX века — на охоте, работе, греческих богах, обнаженных девах, херувимах. Единственное, я велел художнику разместить меня и Эвана в центре на переднем плане, облачив нас в мантии и с лавровыми венками на головах. В окружающем нас ландшафте были лошади, собаки и дюжины девиц с обнаженной грудью. Экстремальный пример плохого вкуса холостяцкого жилья? Ни за что. Нет, нет и нет. По какой-то причине я думал, что эта массивная фреска была чем-то абсолютно захватывающим, чем-то, что можно показать с гордостью. Эрин, как оказалось, не разделяла этого мнения.