Михаил Никольский - Кровью своего сердца

Меня же продолжала учить бабушка, считая, что по многим разделам программы мне удалось обогнать своих сверстников, и с ними вместе на уроках мне нечего будет делать. Дома я прошел программу первого и второго класса. Мне иногда удавалось уговорить отца, чтобы он разрешил мне поприсутствовать на каком-нибудь уроке, посмотреть, действительно ли я не отстал. Но бабушка была твердо уверена, что ни о каком отставании не может быть и речи.

За время учебы дома и в школе мне запомнились три события. Расскажу о них по порядку.

Живя в деревне, сельчане держали корову, свиней, овец, птицу и другую живность. Отец с матерью тоже решили купить корову. После первой зарплаты, а отец за заведование школой и преподавание в четырех классах в две смены получал в то время прилично, кажется, до 80 рублей в месяц 16. Корова на рынке в Любани, как говорили крестьяне, стоила 75 рублей. Но отец поехал не на рынок, а по совету хорошего знакомого отправился в деревню Грабово к одному крестьянину, который собирался продавать хорошую корову. Поехали они вместе на подводе в воскресенье, когда не было уроков. Купили, помню, рыжую, невысокую, со сбитым рогом — она упиралась, не хотела идти, зацепилась рогом за кривую ветку дерева и сломала тот рог. Он отвалился, потекла кровь, ранку перевязали тряпкой. Вот такой ее привели вечером домой и поставили в сарай. Положили ей траву и ботвы с огорода, а потом закрыли дверь снаружи и пошли спать. Каково же было мамино удивление, когда утром она не нашла коровы в сарае. Отец сразу побежал к своему знакомому, а тот посоветовал ехать к хозяину, у которого купили корову. Поехали в тот же день. Оказалось, что корова действительно у него.

Выяснилось, что засов был не очень надежным, корова потолкала дверь, запор отошел, и через приоткрытую дверь корова выбралась во двор, оттуда на дорогу и вернулась к прежнему хозяину, который был очень удивлен ее появлению. Но еще более удивительно, как корове удалось пробраться ночью по лесам и болотам, пройти почти тридцать километров, избежать при этом встречи с хищниками, которых тогда в избытке водилось в окрестных лесах. К счастью эта история окончилась благополучно, к общему удовлетворению всей семьи. Кстати, корова, несмотря на преклонный возраст — ей было около 12 лет, оказалась на редкость хорошей: корма требовала мало, а молока давала летом по ведру за каждый удой. Мы с сестрой каждый раз перед доением старались преподнести ей что-нибудь вкусненькое: кусочек хлеба или пучок свежего клевера из сада. Конечно, и хлопот прибавилось, но корова быстро привыкла к новым хозяевам, постоянно чувствуя нашу любовь и заботу.

Второе запомнившееся мне на всю жизнь событие связано с началом атеистической работы в деревне. Прежде всего эту работу требовалось вести учителю в школе. В то время по всей стране по инициативе «главного безбожника» Ем. Ярославского начали создаваться общества так называемых «воинствующих безбожников» для взрослых и «общества юных безбожников» в школах 17. Как-то для проведения подобного рода работы приехал из райцентра представитель, уже не помню его фамилию и должность. Он пришел в школу и предложил отцу собрать в школе родителей учащихся и других взрослых крестьян деревни, кратко сообщив о необходимости создать такое общество. Желающих вступить в «общество воинствующих безбожников» нашлось немного — только те, кто был активистом по любому вопросу, лишь бы пришла команда из центра.

На второй день «активисты» вновь собрались в школе. Представитель решил организовать их на первое «практическое дело» — пойти к церкви, снять крест с купола, а потом сбросить на землю колокола с колокольни. К этому времени у церкви собралась почти вся деревня, в основном люди верующие. Они наблюдали за происходящим и с негодованием выкрикивали:

— Что вы делаете, антихристы? Зачем вам это нужно?

Когда на землю упали колокола, а затем после долгих усилий с купола был сорван крест, многие крестились, негодовали и возмущались, угрожая восстановить порушенное. Дома отец долго разговаривал с бабушкой, он был возмущен: неужели это указание правительства, чтобы рушить тысячелетнюю традицию, мало того, уничтожать произведения архитектуры и искусства. А бабушка долго плакала и сквозь слезы крестилась и проклинала «новоявленных варваров», называя их «антихристами». Бабушка моя была глубоко верующим человеком, водила меня в церковь, учила молитвам. Но даже отец, который не верил ни в черта, ни в бога, осуждал происходящее. В школе, несмотря на все усилия уполномоченного, не удалось создать «общество юных безбожников» — дети находились под сильным влиянием родителей, а те были против происходящего.

Теперь с каждым днем я все больше убеждаюсь в том, что бабушка была права. Не следовало разрушать многовековую традицию православия. Не случайно в годы так называемой «перестройки» вся страна торжественно отмечала 1000-летие крещения Руси. Но слишком поздно пришло к нам понимание ошибок прошлого, разрушенного не восстановить. Как бы порадовалась бабушка современным событиям. Хотя от своей тетки уже после войны я узнал, что бабушка перед смертью перестала верить в бога, говоря, что все это самообман и единственный бог человека — это его совесть, если нет у человека совести, то нет у него и бога.

Третье событие связано с началом коллективизации 18в деревне. Было это, кажется, в начале марта тридцатого года. Как-то приехал в школу представитель райкома партии и райисполкома из Любани. Снова к учителю:

— Объявите крестьянам через учеников, что в следующую субботу надо придти в школу на собрание.

Слово учителя в то время было непререкаемо. Собрались крестьяне в назначенное время. Но никто не догадывался зачем. А когда тот представитель начал выступать и заговорил о каких-то непонятных для сельчан колхозах, об обобществлении земли, коров, лошадей, упряжи, сельхозинвентаря, на него посыпался град вопросов:

— Как это обобщить всю скотину?

— Что из этого получится? Зарабатывать сколько будем?

— Это что, к новым панам возврат?

И много других вопросов звучало тогда на собрании. Хотя отец не разрешил мне присутствовать на крестьянской сходке, я все же тайком пробрался в школу, спрятался на задних скамейках, крестьяне прикрывали меня как сына учителя и не выдавали. Таким образом, мне удалось услышать все, что спрашивали крестьяне, и что отвечал им представитель из Любани. Все шумели, галдели и возмущались. Как это задаром увести своих коров и лошадей на общее содержание? Да никогда и никто не согласится с таким порядком! Словом, как ни убеждал собравшихся представитель, никто не согласился вступить в колхоз. Люди разошлись по домам, с возмущением и негодованием обсуждая услышанное на собрании.