Виктор Сытин - Человек из ночи

Щербиновский помолчал немного и продолжал:

— И может быть, именно потому, что здесь, на Мургабе, и по всей Южной Туркмении, вдоль горной системы Копетдага, на востоке по Амударье и Кашкадарье, в Узбекистане по Зеравшану и Сырдарье, — везде испокон веков, столетия — нет, тысячелетия, было развито земледелие, было много зелени, — сюда и привыкла лететь саранча из голодных иранских и афганских нагорий! Своим инстинктом она «знала», где есть пища.

…Самолет со Щербиновским стартовал первым и взял курс на юг, к Иолотани. Мы с Родионом Павловичем Поповым получили задание облететь северную часть Мургабского оазиса по границе его с Каракумами.

Ранним утром панорама земли с птичьего полета выглядит особенно рельефно. Косые лучи солнца выявляют тенями все неровности. Заметны даже малые кочки и бугорки, канавки и заросли кустарников. И когда мы взлетели и набрали высоту метров двести, я удивительно отчетливо увидел под крылом грандиозные останки древнего Мерва. Они занимали огромную площадь, ограниченную мощными стенами, во многих местах еще хорошо сохранившимися. Стены образовали правильный квадратный четырехугольник. Внутри его был хаос развалин, полузасыпанных светлым песком. И все же в этом хаосе можно было увидеть следы нескольких прямых улиц, идущих, очевидно, от ворот в стенах, площади, остатки больших зданий…

— Да, городок был не маленький! — сказал Родион Павлович, когда мы сделали над развалинами круг. — А вот там, посмотри, еще есть…

В нескольких километрах от древнего Мерва я увидел еще более поглощенные песками пустыни останки другого древнего поселения. Вообще, вглядываясь в панораму земли, я вдруг стал различать под ребристой поверхностью молодых, невысоких барханов то, что здесь когда-то было. С поверхности земли этого я никогда не замечал.

Легкой, но все же совершенно ясной синеватой тенью чертили пространство под крылом давно уже сухие магистральные каналы древней оросительной системы. От них ниточками тянулись арыки. Они покрывали зыбкой мозаичной сеткой нескончаемые пески, под которыми лежали погребенные ими поля. Следы оросителей уходили далеко к горизонту, в пустыню. То тут, то там солнечные тени выявляли неправильной формы холмики — руины отдельных строений. Среди них попадались округлые бугорки, и я подумал, что это, наверное, засыпаны мусульманские надгробия — мазары, часто венчавшиеся куполами.

Когда-то цветущая земля, как старая, потрескавшаяся картина, лежала внизу. Прошлое ее сигнализировало солнечными тенями. Это было эхо истории…

Взирая на эту удивительную картину, я как-то невольно продолжил свои размышления, начатые там, под гребнем бархана пустыни «адам-крылган», раздумывая о пустынях Земли вообще, об их агрессии в отношении человека. Ведь и Сахара когда-то была меньше. Во времена фараонов там было множество плодородных оазисов, была живая жизнь, а не камень и песок.

И мне вспомнилась книжка, изданная в Калуге мало кому известным тогда изобретателем Циолковским. Мне дал ее его друг Владимир Васильевич Ассонов. В книжке были очень интересные мысли и проекты борьбы с пустынями.

— Ты что, спишь, Виктор? — оторвал меня от дум Попов. — Смотри, вот на этих зарослях, по-моему, сидит эта чертова саранча!

Я и не заметил, как Попов развернул наш «Р-5», и теперь самолет шел над окраинами Мургабского оазиса. Внизу, по протокам небольшой реки Мургаб, встречались небольшие болотца, заросшие камышом, и заросли голубоватого кустарника — джиды и колючника. На одном болотце камыши были точно выжжены или выкошены пятнами. А по краям этих пятен на зелени выделялись коричневатые потеки.

Попов снизился и сделал круг над болотцами. Теперь сомнений быть не могло, здесь действительно осела на кормежку стая шистоцерки. «Кулига» ее была небольшая. Но сколько «кубышек» могли отложить миллионы саранчуков этой стаи! Я сориентировался, отметил на карте местонахождение «кулиги» и крикнул Родиону Павловичу:

— Давай дальше…

Часа за два полета дальше по окраине оазиса мы больше саранчи не увидели. Встретились лишь несколько очень небольших «кулиг» на обочинах нолей к востоку от города Байрам-Али. Но эти стаи шистоцерки уже «доколачивали» отряды местного населения.

На аэродроме мы застали вернувшегося несколько ранее Щербиновского. В южной части Мургабского оазиса он тоже не нашел крупных скоплений вредителя.

Тем не менее, уезжая, Николай Сергеевич поручил нам совершить еще несколько разведывательных полетов в этом районе, а затем прибыть в Ашхабад.

Несколько дней по утрам мы регулярно облетали долину реки Мургаб, иногда заворачивая на двадцать — тридцать километров в пустыню. Но так и не напали на большие стаи шистоцерки. В поле нашего зрения изредка попадались лишь мелкие «кулиги» недобитого врага. Потом перебазировались в Ашхабад и еще несколько дней летали в «боевую» саранчовую разведку или выполняли поручения по связи между поселками в округе Тедженского оазиса и в горах Копетдага. Волнующе красивы эти горы. Утрами склоны их то сине-фиолетовые, то кирпично-красные, а вершины аспидно-серые или розовые…

Теперь уже, наловчившись видеть внизу, под крылом, еле заметное «эхо истории», я во многих местах наблюдал проплывающие тени-знаки, сигнализирующие, что под песками у предгорий лежат останки древних цивилизаций, селений и укреплений, следы дорог и оросительных систем некогда плодородных полей.

Помнится, после «отбоя» — приказа возвращаться домой — вечером накануне моего отъезда мы долго сидели с Родионом Павловичем Поповым у нашей палатки на аэродроме. Говорили о том о сем, больше, конечно, о далеком доме. Но и вспоминали кое-что из экспедиционных былей.

Попов сказал тогда:

— Очень интересно смотреть с воздуха на то, что было раньше на Земле. Ты вот пописываешь в журнальчиках — в «Вокруг света», во «Всемирном следопыте». Наверное, уже задумал про эту чертову саранчу написать. А ты не о ней напиши. Напиши про то, что ты сам назвал красиво — «Эхо истории», «Эхо столетий»…

Больше с Родионом Павловичем Поповым, увы, встретиться мне не довелось. Через год он погиб. Подвел все же «Р-5». При посадке на плохом аэродроме он скапотировался, потом перевернулся вверх колесами и погубил хорошего человека и замечательного пилота.

На следующий день после возвращения из солнечных краев, слякотным осенним московским вечером, я поехал в редакцию журнала «Всемирный следопыт». Этот журнал и еще «Вокруг света» пользовались большой любовью у молодых читателей. Да и не только у молодых. В них печатались повести и рассказы, корреспонденции и заметки о путешествиях, приключениях, занятных и редких явлениях природы и вообще было всегда много интересной информации о жизни народов разных стран, открытиях, изобретениях. Эти издания печатались и расходились по тому времени огромными тиражами в сотни тысяч экземпляров.