Виктор Сытин - Человек из ночи

Не менее важным было бы в то время опубликовать рассказ о том, что с воздуха можно увидеть на земле следы давней деятельности человека.

Правда, еще в начале двадцатых годов военные летчики в Румынии заинтересовались грядой холмов, которые оказались остатками крепостного вала, построенного по приказу римского императора Траяна для защиты от воинственных кочевников. А иранский летчик-спортсмен также нечаянно открыл древнюю караванную дорогу в пустыне, ведущую к развалинам поселения. Но «воздушная археология» родилась позже.

В Советской стране самолет для разведки «эха истории» применил замечательный археолог, профессор С. П. Толстов в первые годы после второй мировой войны. Наблюдения с воздуха и аэрофотосъемка дали ему возможность открыть более двухсот городов и поселений в районе бывшего Хорезмского царства, пустынях Каракум и Кызылкум, по долинам Амударьи и Сырдарьи и прибрежью Аральского моря!

И посейчас самолет помогает нашим археологам делать интереснейшие открытия. К примеру, в исследовании развалин «Великого города», столицы древней Булгарии, в Среднем Поволжье.

Широко применяют самолеты и зарубежные ученые.

Археологические поиски ведутся ныне с помощью визуальных наблюдений «с птичьего полета» и аэрофотосъемок во всем мире. Они позволили сделать множество крупнейших открытий в познании цивилизаций прошлого.

…Нет, совсем не для того, чтобы заявить о каком-то своем приоритете, пишу я эту главу своей книжки. Несостоявшееся — невозместимо. «Жемчужные зерна» были потеряны мной навсегда. Однако и ошибки стоят того, чтобы о них вспоминать.

Если найдено что-то интересное в любой отрасли знания, техники, науки, производства, что-то хотя бы даже кажущееся новым, — не проходи мимо! Подумай, поговори со сведущими людьми, почитай на эту тему, — выясни для себя: может быть, найдено «жемчужное зерно»?

Тихий город. Булыжная мостовая. Старые дома. Ветви лип и кленов тянутся из-за заборов. Редкие прохожие. Мороженщица на углу накладывает на вафельные кружочки лакомство для белобрысой девчонки.

— Как пройти на Коровинскую?

— Коровинскую? — переспрашивает мороженщица. — А, теперь это улица Брута. Иди до перекрестка, там она и будет, поперек…

Я шагаю дальше по пыльной улице. Вскоре ее пересекает другая, узкая, поросшая подорожником и гусятницей. Налево она идет под уклон, и вдали синеет простор. Там край города, долина реки Оки…

На углу водопроводная колонка. В лужице плещутся утята. Фонарный столб. На нем древний, проржавевший фонарь с электролампочкой вместо керосиновой лампы. На заборе тоже проржавевшая табличка: «У. Бр…а, № 21».

Нумерация домов по улице Брута странная — «наоборот», нечетные номера идут против хода часовой стрелки, справа налево. Мне нужен дом семьдесят девять, и я шагаю по направлению к Оке. Дом под таким номером крайний. Далее несколько ракит и простор приречных лугов.

Дом под номером семьдесят девять правильнее будет называть домиком. У него всего три окошка по фасаду. Да еще одно над крышей, в светелке или мезонине, видимо пристроенном с противоположной его стороны, со двора.

Стучу в дверь, выкрашенную бурой, потрескавшейся краской. Открывает паренек с грустными глазами. За ним в узком коридорчике появляется высокий, сутулящийся старик в широкой блузе. Он улыбается приветливо в седую курчавую бороду, крепко жмет руку.

— Здравствуйте, Константин Эдуардович. Я от Александра Васильевича. Он…

Старик машет рукой:

— Я ничего не слышу. Входите, пожалуйста. И ничего пока не говорите. Может быть, вы хотите есть, чаю?

Но, увидев, что я отрицательно качаю головой, продолжает:

— Тогда идемте ко мне. Наверх. Вот по этой лесенке. Там поговорим.

Внешняя стена коридорчика почти целиком застеклена. На узком подоконнике лежат стопки маленьких брошюр, мне уже знакомых. Здесь «Горе и гений», «Любовь к самому себе, или истинное себялюбие», «Монизм вселенной», «Аэростат цельнометаллический».

Довольно крутая лесенка ведет на крытую, застекленную веранду. Здесь и мастерская, и склад. На полу и у стен листы жести, модели из нее и дерева различных тел обтекаемой формы и дирижаблей, верстачок, небольшой токарный станок, инструменты, свитки чертежей.

С веранды узкая дверь налево в светелку. Она невелика. Между окнами небольшой письменный стол. На нем лампа с круглым зеленым стеклянным абажуром, много книг, папки, старая чернильница, карандаши в стаканчике и слуховая трубка, похожая на большую воронку. Перед столом полумягкое кресло с круглой спинкой. Слева низкая железная кровать под серым простым одеялом. Еще одно такое же, как у стола, кресло.

В комнате есть еще шкаф с книгами и папками. На нем тоже папки и еще одна небольшая модель дирижабля из гофрированной жести.

Константин Эдуардович Циолковский жестом предлагает мне сесть в кресло у стола, берет слуховую трубку и устраивается в кресле у кровати.

— Вот теперь мы можем поговорить… Вы из ГИРДа? [6] ГИРД — группа изучения реактивного движения, общественная организация, существовавшая в Осоавиахиме в 1931—1933 годах и начавшая работы над первыми ракетами. Или сами по себе?.. Ну, да это все равно. Я всегда рад тем, кто интересуется моими изобретениями. Вот скоро, мне сообщили, будет отмечаться мой юбилей. Семьдесят пять лет прожито. Пойдет последняя глава жизни.

Я смотрю на человека, имя которого мне известно с детства.

Когда-то — лет шесть мне было — я видел его. Он вошел в комнату моего деда, хранителя калужского музея Ассонова. Я сидел на полу и складывал из кубиков башню для меньшого брата. Он показался мне таким же огромным, как дед, и потому-то очень страшным. Может быть, потому, что я знал, что это учитель, а мне ведь, я знал, скоро предстояло идти в школу!

У него были темная борода и усы, грива густых волос и темные злые глаза.

— Это мой внучек, — сказал дед. — Малыш, а читать любит и мастерить. Может быть, тоже изобретателем будет, как сын Александр. — И рассмеялся.

Улыбнулся и он, этот страшный человек — учитель. Потрепал меня по макушке, хмыкнул что-то и, взяв под руку деда, вышел.

…А сейчас передо мной сидел в кресле уже седой, согбенный человек. Под высоким и чистым лбом его светились темные, внимательные и совсем не злые, а, наоборот, добрые и усталые глаза.

— Константин Эдуардович! Вам писал мой дядя, Александр Васильевич Ассонов. Вы ответили, что можете принять меня в любое время. Вот я и приехал в Калугу. Я работаю в авиации. Немного пишу. И мне очень захотелось познакомиться с вами. Потому что… Потому что это же… То, что вы сделали… изобретаете… это же для будущего всего человечества. Это же замечательно!