Виктор Сытин - Человек из ночи

Статью «Свет и тени», конечно, печатать нельзя (и не окончена: тени). Я Вам хотел только показать мирное мое настроение.

Вопросов дожидаюсь, но не на все могу ответить.

Не найдется ли среди В. знакомых и выдающихся родственников лиц ответить на прилагаемую машинопись?

Вышел ли 1-й том избранных моих трудов?

Я до сих пор не получаю авт. 25 экз.

Печатаются труды Конференции из Страт. (70 печ. лист.). Там одна моя работа о стратостате.

Будут ли эти труды разосланы членам и авторам?

Хвораю и не выхожу из дома.

P. S. Работаю больной и не могу без работы».

К этому письму также следует дать некоторые пояснения.

В начале февраля умер меньшой внук Константина Эдуардовича. Эта смерть потрясла ученого. Он вспоминал о смерти внука и в следующем письме (которое не сохранилось), где сетовал на несовершенство медицинской помощи. Список своих работ он предполагал приложить к автобиографии, которую вскоре мне прислал.

Что же касается статьи «Свет и тени», то это небольшое, пять страничек на машинке, философское эссе схоже по мыслям с изданными Циолковским в Калуге в двадцатых годах размышлениями «Монизм вселенной» и «Горе и гении». Мне думается, он послал неоконченную эту статью, предполагая «обкатать» ее сначала, получить замечания читателей по рукописи. Отсюда и вопрос в письме: не найдется ли кого-либо, кто прочитает и ответит «на прилагаемую машинопись»?

А сборник его трудов, о котором он беспокоится, к тому времени уже вышел из печати, да и труды Стратосферной конференции. Но издатели, как это нередко случалось, не торопились прислать их авторам.

Потом было еще письмо, с вопросами, как обстоит дело с возможностью издания нового труда — о стратосферных летательных машинах. Труд этот еще не был завершен Циолковским, но он хотел знать, кто возьмется его публиковать в соответствии с предложенным проспектом. Тем самым, который он изложил в декабрьском письме. Спрашивал он и о посланной мне автобиографии.

Стратосферный комитет рекомендовал включить новый труд ученого в план издательства ОНТИ (объединенное научно-техническое издательство). Но оно на основе только проспекта (плана) не решилось. Автобиографию Циолковского я предлагал нескольким журналам и получил ответы: «Рекомендуем поместить в специальном издании». Поэтому и не мог я ответить Константину Эдуардовичу на его вопросы в этом письме.

И вот снова письмо от него, на ту же тему:

«1935 г. 27 апр. В. А. Сытину.

Многоуважаемый Виктор Александрович!

Я Вам писал на В. квартиру следующее:

Нет ли препятствий к изданию моей работы? Как моя автобиография?

Не стесняйтесь написать правду: Вы меня не огорчите, и я Вас не обвиню. Неудачи не от Вас, а сам я не приспособился достаточно к новым условиям.

На первое письмо я еще не получил ответа. Вероятно, Вы стесняетесь меня огорчить. Это напрасно.

К счастью, теперь я уже мог, хотя и частично, ответить Константину Эдуардовичу. Вопрос о публикации автобиографии ученого решился благоприятно.

Меня познакомили с писательницей Анной Александровной Караваевой. В то время она была главным редактором журнала «Молодая гвардия». Живая, интересующаяся буквально всем, Караваева стала расспрашивать меня о работе Стратосферного комитета, и по ходу беседы я рассказал Анне Александровне о том, что вот уже месяца два имею на руках рукопись автобиографии Циолковского и никто ее не хочет печатать.

Караваева спросила:

— Интересно?

— Это очень важный человеческий документ о том, как тяжело и трудно было человеку-новатору, изобретателю в условиях царского строя.

— Пришлите срочно. Мы с Марком Колосовым почитаем.

Заместитель редактора «Молодой гвардии», писатель Марк Колосов позвонил мне дня через три-четыре.

— Берем автобиографию. Будем печатать в июльском или августовском номере. А вы напишите к ней краткое предисловие. Ну, вы сообразите сами, о чем. Главное — не забудьте отметить, что лишь в советском обществе Циолковский получил признание, что у него появились последователи и т. д. Договорились?

Об этой договоренности я и написал Константину Эдуардовичу. А на вопрос об издании трудов… Что я мог ему написать, кроме того, что идут переговоры с издательствами?

Весной Циолковскому стало совсем худо. Знакомые калужане сообщили мне, что дни его сочтены. И все же он продолжал работать!

Вот тогда-то я и поехал к нему в третий раз, но, как сказано выше, лишь увидел его в постели, не поговорил с ним.

В июле он прислал в Стратосферный комитет проспект труда «Основы построения газовых машин, моторов и летательных приборов», видимо обобщавшего те работы, проспект которых присылал ранее.

А затем я получил от него статью «Авиация, воздухоплавание и ракетоплавание в XX веке».

Насколько мне известно, это была последняя работа Константина Эдуардовича.

Поражает прозрение будущего развития техники в этой вдохновенной статье. В то время самолеты достигали скоростей в триста — четыреста километров и высоты десять — двенадцать. И только еще первые ракеты поднимались всего лишь на немногие километры. Ракеты небольшие и примитивные.

А Циолковский уверенно писал:

«За эрой самолетов винтовых последует эра самолетов реактивных… …Ракеты преодолеют земное притяжение…»

Писал уверенно и убежденно. Увы, слабеющей рукой. Последние письма Циолковского и поправки в машинописном тексте его работ, как всегда карандашом, свидетельствовали о том, что пальцы плохо слушались ученого и ему приходилось работать полулежа в постели. Строки клонились в сторону, буквы укрупнялись, и начертание их было слабым. Но он писал! Работал! Огромной силой характера обладал этот великий человек.

Статью «Авиация, воздухоплавание и ракетоплавание в XX веке» я передал с небольшим предисловием в редакцию газеты «За рулем». В каждом номере она печатала тогда специальную полосу, посвященную авиации. Статью пообещали вскоре опубликовать…

Мы сидели с изобретателем Александром Машковичем на берегу моря в Ялте. Сентябрьский вечер был ясен и тих. Где-то оркестр играл модное танго «Утомленное солнце». На набережной за нашими спинами шелестели шаги, разговаривали, смеялись.

Машкович говорил:

— Вот мы с вами на отдыхе. А если вспомнить наши беседы? О чем они? Вы — о своих делах, то о путешествии на Дальний Восток и какой-то там «аэротаксации» леса, то о скафандрах. Я — про свои придумки пасчет нового способа определения скорости судна или о подводной фотосъемке… Какие мы, к черту, курортники? Выкупаемся, позагораем, побеседуем, потом погуляем. И… опять «по» — поговорим о делах. Молодые идиоты, вот мы кто, дорогой товарищ! А впрочем…