Виктор Сытин - Человек из ночи

Обычно небольшими группами, по два-три человека, писатели выезжали то к зенитчикам, то на подмосковные аэродромы, то на заводы и фабрики. Никто никогда не отказывался от таких выступлений. Даже очень занятые в редакциях центральных газет Соболев, Павленко, Ставский, Юдин, Сурков, Кожевников, а также наезжавшие с фронтов в Москву на два-три дня Горбатов, Симонов, Безыменский и многие другие охотно откликались на предложения встретиться с рабочими в цехе «Серпа и молота», бойцами на батарее ПВО в Кунцеве или на Ленинских горах.

…Старый тормозной завод «на Бутырках». В проходной придирчиво проверяют наши разовые пропуска двое — седоусый вахтер и совсем еще юный паренек в солдатской шинели, с карабином. Завод изготовляет теперь, кажется, минометы.

Девушка из завкома ведет нас через несекретный шумный инструментальный цех.

— Скоро обеденный перерыв. Мы соберем народ в красном уголке. Мы очень, очень рады, что вы пришли, — говорит она, уважительно поглядывая на Леонида Сергеевича Соболева, такого представительного в военно-морской форме.

В красном уголке традиционно покрытый кумачом стол. На стенах лозунги и плакаты того времени: «Все для победы», «Родина-мать зовет», «Наше дело правое, победа будет за нами…»

Ряды стульев…

Мы — Леонид Соболев, Иван Попов и я — садимся. Драматург Иван Федорович Попов чуть глуховатым голосом, с характерным придыханием спрашивает:

— Я ведь человек штатский… О чем мне говорить, посоветуйте…

— Вы работали с Лениным в эмиграции. Об Ильиче и расскажите.

Попов бросает взгляд на портреты и согласно кивает.

Проходит председатель завкома, на воротнике его гимнастерки следы недавно споротых петлиц. Один рукав заправлен за пояс, пустой.

— Не скучаете? Сейчас будет сигнал на перерыв.

Вскоре красный уголок заполняется. И начинается дружеская беседа. Иван Федорович рассказывает, что ему выпало великое счастье быть секретарем Владимира Ильича в Брюсселе, о ленинском стиле работы. Кто-то спрашивает: как Ленин относился к войнам? Попов напоминает знаменитые ленинские слова о том, что после Октября большевики должны стать «оборонцами», все сделать, чтобы защитить завоевания социалистической революции.

Соболев говорит об обороне Севастополя, о невиданном, массовом героизме его защитников.

— Москвы им тоже не захватить! — кричит кто-то из задних рядов.

Уже совсем мало времени остается до конца обеденного перерыва. Мне кажется, что мы отняли у рабочих его слишком много, и я украдкой показываю предзавкома на часы. Он улыбается, наклоняется ко мне и шепчет:

— Порядок в танковых войсках… Такая пища получше сухариков. Сухарики погрызем потом…

Но встает серебряно-седой рабочий («Лучший бригадир-пенсионер», — шепчет мне предзавком) и предлагает поблагодарить писателей.

— Очень вы нас почтили, — говорит он. — В мирное время не отпустили бы. А теперь обстановка другая. Пять минут осталось. Разрешите разойтись…

На выходе меня кто-то потянул за рукав. Обернувшись, увидел активиста Стратосферного комитета Анфира Лобовикова! Обнялись. Анфир Васильевич, торопясь сказать побольше, зашептал, глотая слова, что работает здесь опять же над каким-то своим изобретением. И что если «все выйдет», он тоже поможет обороне Москвы…

Тогда не было возможности расспросить его поподробнее, а потом так я и не узнал ничего о нем. Много лет спустя еще раз пришлось мне встретить этого примечательного человека, и вспоминали мы с ним не о тяжких годах войны, а о «стратосферной экспедиции» в Дракино.

В тот же день вечером на Москву был налет. Все же когда прозвучал отбой воздушной тревоги, я пошел на пленум Краснопресненского райкома партии. Предусмотрительно его назначили… в бомбоубежище под церковью у Никитских ворот. Той, где венчался Пушкин.

Церковь эта солидная, крепкой кладки. Сейчас, после сноса домов вокруг нее и ремонта, она выглядит очень импозантно, вздымаясь над кронами столетних тополей…

Дежурный с синим фонариком проверял партбилет у входа в подвал. Ступеньки были еле различимы в отблесках света неярких лампочек. Сводчатые, низкие потолки создавали ощущение прочности здания, несокрушимости, безопасности.

Пленум открыла секретарь райкома Соломатина. Вопрос на обсуждение был поставлен один — «Массово-политическая работа в условиях обороны». Был короткий доклад, затем начались выступления. Все ораторы говорили, тоже очень сжато, о том, где, как партийные организации ведут разъяснительную работу, мобилизуют на самоотверженный труд во имя победы.

Я слушал выступающих и думал: вот ведь отступили наши войска до Москвы, она стала почти фронтом, живет трудно и напряженно, недоедая и недосыпая, переживая тяжкие известия с фронтов и тревоги в часы атак с воздуха, и все же нет ни одной ноты паники в выступлениях коммунистов, глухо звучащих под сводами церковного подвала, ни одного слова сомнения в том, выдержим ли.

Председатель одного домкома поинтересовался, какими делами занимается сейчас писательская организация.

— Мы все знаем, что товарищи писатели выступают по радио, пишут в газетах, многие на фронтах корреспондентами, — сказала Соломатина, — другими словами — участвуют во всенародной борьбе. И все же, пожалуйста, расскажите нам, товарищ Сытин, о Московском бюро.

Я встал. Поначалу мелькнула мысль рассказать, как создалось наше бюро, о его первых шагах. Так сказать, информировать о недолгой его истории. Однако это наиболее легкий путь. И я рассказал о беседе на тормозном заводе. И лишь в заключение немного о наших планах — организовать выставку, печатать книжки фронтовиков, выпускать журнал «Смена».

Когда пленум закончился, человек десять подошли ко мне с просьбами прислать бригаду писателей на свое предприятие для встречи с рабочими. В том числе товарищи с завода имени 1905 года, Краснопресненского машиностроительного, даже с «Трехгорки», на которой наши активисты уже бывали…

А секретарь райкома, прощаясь, сказала:

— В своем журнале обязательно напечатайте историческую речь Иосифа Виссарионовича от шестого ноября. Она воодушевляет! И деловую, спокойную статью, как поджигать танки… Знаете, бутылками с бензином.

Последние слова она произносила тихо, только для меня.

Да, фашисты были ведь у ворот Москвы…

А в первых числах ноября бюро решило устроить публичный литературный вечер, посвященный воинам — защитникам Москвы.

Помнится, эту идею подал Петр Павленко.

— Вот было бы здорово. Театры закрыты. Кино тоже. Концертов нет. В Москве ни одной афиши! А тут — на стенах извещение: поэты читают стихи, писатели рассказывают о подвигах наших воинов! А нам есть что рассказать…