Виктор Сытин - Человек из ночи

«Константин Эдуардович Циолковский был человеком, — сказал Королев, — жившим намного впереди своего века, как и должно жить истинному и большому ученому».

Несомненно, правы биографы С. П. Королева, говоря, что сам он считал себя и был в жизни учеником и продолжателем дела гениального «калужского мечтателя».

Несомненно для меня и то, что ощущение какой-то приязни, которую по отношению ко мне проявлял Сергей Павлович, появилось в связи с Циолковским еще в первый наш разговор о нем. Память о Циолковском, о встречах с ним, интерес к его жизни и трудам как бы связали нас незримой нитью.

Впрочем, связала, наверное, многих, кому довелось встречаться с великим основоположником теоретической космонавтики и по мере сил потрудиться над претворением и пропагандой идей великого изобретателя и ученого…

Видимо, поэтому Сергей Павлович потратил время, которого ему не хватало всегда, на то, чтобы прочитать мою вышедшую на следующий год книжку «Стратосферный фронт» и написать о ней положительную рецензию [12] Рецензия была опубликована в журнале «Техническая книга», № 6 за 1937 год. .

В рецензии он написал:

«Приятное впечатление оставляют рецензируемые, объединенные общей темой книги В. A. Сытина и Альберта У. Стивенса. Автор первой книги — один из руководителей и старейших наших работников, принимающих самое активное участие в завоевании стратосферного фронта.

В своей небольшой по объему, но прекрасно написанной книге В. A. Сытин популярно простым, понятным языком рассказывает о причинах, вызвавших столь большой интерес к овладению стратосферой» [13] Цитируется по академическому изданию «Творческое наследие академика Сергея Павловича Королева. Избранные труды и документы». Изд-во «Наука», 1980. .

Немного комично звучат слова: «один из… старейших наших работников». Ведь тогда и ему и мне было всего по тридцать. Но в те годы как-то уж очень быстро текло время! Определялось это, видимо, темпами передела старого мира в нашей стране…

…И еще об одном телефонном разговоре с Королевым в тридцать шестом надо сказать здесь. Он позвонил, чтобы положительно оценить сам факт начала испытаний ракеты инженера Полярного, созданной «реактивщиками» Стратосферного комитета.

Сергей Павлович говорил по вполне понятным причинам иносказательно:

— Есть пословица: «Первая ласточка весны не делает». Но та, которую выпустили ваши товарищи, несомненно, одна из тех, какие служат провозвестниками наступающей весны и лета…

Он твердо верил, что трудности в создании советских ракет в конце концов будут побеждены, что наша реактивная техника обусловит будущее авиации, а потом и завоевание космоса… Без веры в нужность и важность дела, которому отдаешь себя, жить с увлечением нельзя! [14] Ракета A. И. Полярного в 1939 году, первая из советских ракет, прошла государственные испытания.

…Тяжелая черная «Чайка» умчалась среди вереницы других машин по раскаленному солнцем асфальту к площади Революции. Задние стекла ее кабины были закрыты коричневыми занавесками. Я не увидел за ними Королева и, увы, никогда больше не видел его живым…

Современники знают его по скульптурам и портретам. Он глядит на них с высоты своих зрелых лет, отягченных титаническим трудом своей удивительной жизни. А мне, когда думаю о нем, он представляется молодым, подтянутым, большелобым, остроглазым, и слышится мне его отрывистая, резковатая речь и в словах «жить надо с увлечением» сила и теплота одержимости в борьбе за достижение поставленной великой цели. Да, жить надо с увлечением!

Самолет шел так низко над полями, что иногда скирды соломы оказывались вровень с его окнами. Над деревушками и перелесками он взмывал вверх, а потом снова «брил» осеннюю бурую землю.

— Чувствуешь себя как на аттракционе «американские горы», — сказал Леонид Сергеевич Соболев и усмехнулся. Но эта усмешка не стерла необычно мрачного выражения на лице этого всегда жизнерадостного человека.

Впрочем, никто из пассажиров нашего самолета не был в радужном настроении. И не потому, что все понимали рискованность бреющего полета на обычном пассажирском самолете. Это было вынуждено. На высоте нашу машину легче могли заметить и сбить немецкие «фокке-вульфы» и « мессершмитты».

Писатель Соболев и еще два морских офицера летели из осажденного Севастополя. Остальные — из Ростова-на-Дону, где также сложилась трагическая обстановка. К тому же кто-то сказал нам в Цимлянской, где наш самолет приземлялся для заправки горючим, что из Москвы эвакуированы все учреждения и, вероятно, скоро начнутся бои на ее окраинах!

Такая «новость» показалась нам невероятной. Ведь, несмотря на тяжкие неудачи первых месяцев войны, подавляющее большинство советских людей было убеждено: вот-вот совершится перелом — немецко-фашистские войска будут остановлены и отброшены.

Часа в четыре пополудни в салон к пассажирам из отсека управления вышел второй пилот.

— Товарищи, — сказал он, — будем садиться на запасном аэродроме к западу от Москвы. Ходынка не принимает. Просим не волноваться.

Соболев чертыхнулся.

— Мне же обязательно надо в Москву! Вам ведь тоже?

— Попробуем добыть машину на аэродроме…

Вскоре самолет поднялся метров на двести, сделал вираж и пошел на посадку, будто прямо в лес. Потом лес расступился. В окнах замелькали сухие стебли бурьяна. Среди деревьев по краям поляны стояли размалеванные желтыми пятнами кургузые самолеты-истребители и два или три пассажирских.

Наш самолет тоже подрулил к кромке леса. Два солдата притащили стремянку.

— Просим покинуть самолет. Мы должны отвести его в укрытие, — сказал снова появившийся второй пилот.

Я спустился по шаткой стремянке на землю и попал в объятия знакомого генерала Воздушного Флота.

— Откуда?

— С юга… Когда нас отправят в Москву?

Генерал мрачно усмехнулся и покачал головой:

— От меня сие не зависит. Но, наверное, не сегодня. В Москве, знаешь, бомбят. Да и у нас полчаса назад было весело… Хорошо, ястребки успели подняться. Иначе, сволочи, всю посадочную расковыряли бы. А так по краю только немного попортили. Вот там, посмотри…

Шагах в двухстах от того места, где мы стояли, человек двадцать бойцов орудовали лопатами вокруг воронок. Легкий ветерок тянул с той стороны характерный запах взрывных газов.