Виктор Сытин - Человек из ночи

Поль Гимар рассказывал, что настоящий продавец лотерейных билетов с Гаврской улицы покончил с собой. Но писатель не захотел такой жестокой смерти своему литературному герою.

Другие герои его романа, Катрин и Франсуа, тоже несчастны и одиноки.

Катрин, чтобы получить роль в кинокартине, становится любовницей продюсера; Франсуа вынужден заниматься работой, которая ему совсем не по душе. Встретившись, они все же не стали счастливыми и остались одинокими. И другие люди современного Парижа, о которых рассказывает Поль Гимар, тоже одиноки. Блуждая по джунглям современного буржуазного города, они не видят впереди ничего, за что стоило бы бороться, к чему стоило бы стремиться, кроме заработка, денег.

Французский писатель реалистически рассказал о жизни простых парижан. Рассказ его правдив. Но когда Гимар пытается обобщать, то говорит о неизбежности одиночества, отчужденности человека в современном мире вообще, о непознаваемости «подлинной сущности чего бы то ни было».

Приехав в Париж, я несколько раз добирался на метро до вокзала Сен-Лазар и потом бродил по Гаврской улице.

Мне хотелось увидеть героев романа Гимара.

…Вокзал Сен-Лазар, пожалуй, самый большой в Париже. Северный, Восточный и Лионский мне показались не такими массивными и менее людными и шумными. А старый огромный вокзал Орсей почти в центре города, на левом берегу Сены в Латинском квартале, теперь превращен в гостиницу.

Вокзал Сен-Лазар принимает и отправляет поезда в направлении Бретани и Нормандии. Отсюда путь в крупнейший северный порт Франции — Гавр, в курортные городки на побережье Ламанша и океана — Гранвиль, Довиль и другие. К нему же тяготеют густонаселенные пригороды столицы.

Огромная сизая глыбина вокзала Сен-Лазар нависает над мрачноватым зданием отеля «Терминус», прямо напротив его фасада, и маленькой Гаврской площадью.

От нее и начинается Гаврская улица. Она идет к бойкому пятиугольному перекрестку бульвара Осман и улиц Рима, Троншет, Обер и Прованс. Она всего-то длиной метров двести. Неширока и, по существу, ничем особенно не примечательна. Однако она хорошо известна очень многим парижанам. Тысячи рабочих и служащих, обитателей пригородов Сен-Жермен, Мезон-Лаффит, Корбейль, Ла Фретт и других, ежедневно проходят по ней по утрам, направляясь в город от вокзала Сен-Лазар, а вечером — возвращаясь домой. И еще известна она тем, что в конце Гаврской улицы, на бульваре Осман, находится крупный парижский универмаг «О Прентан» («Весной»). Да и на самой этой улице множество популярных, недорогих магазинов обуви, одежды.

Над входом в магазин «Весной» — большие полукруглые ниши. На их стенах рекламные рисунки. Сегодня — огромные, метровые, закрытые глаза красавиц, опушенные длинными ресницами, и под ними надпись: «Покупайте все с закрытыми глазами». Через неделю появятся два силуэта новомодных пальто или сапожек…

Я наблюдал за людьми, наполняющими Гаврскую улицу, и увидел героев Гимара.

Вот спешит на работу, четко постукивая каблучками, изящная блондинка, совсем еще молоденькая. Губы, брови и веки ее в меру подкрашены. Она лижет замороженный крем из вафельного фунтика, купленного на углу Гаврской площади. Продавщица взяла у нее франк, поднесла пустой фунтик, вращая его потихоньку, под кран, нажала рычажок — и готово. Он наполнился замороженным кремом, который и поднимается над его краями желто-розовой спиралью.

Девушка лакомится, но лицо у нее озабоченное. Это, наверное, и есть Катрин! А вот и другие персонажи. Неожиданно от стены, точно он был спрятан внутри нее, отделяется высокий худой человек и, чуть ли не отталкивая Катрин, идет к недокуренной, кем-то брошенной сигарете. Схватив ее точным, привычным движением пальцев, он, ворча, снова скрывается в стене. Нет, конечно, за выступом зеркальной витрины обувного магазина. И тут в толпе появляется продавец лотерейных билетов. Они защеплены в палку, и он несет их, как пестрый плакат. Только этот продавец не старик, как в романе Гимара, он молод, и его, пожалуй, скорее можно принять за Франсуа. Впрочем, таких, как Франсуа, довольно много среди прохожих — сильных, неважно одетых молодых парижан, озабоченных, как и Катрин.

Где-то неподалеку раздаются звуки знаменитого бравурного марша из «Кармен». Большинство прохожих, не оглядываясь, продолжают свой путь. Сегодняшние герои Гимара успели привыкнуть к концертам на панели Гаврской улицы. Музыканты расположились в закоулочке у высокого забора, за которым ремонтируется дом. Забор залеплен рекламами кинофильмов. На афишах кто-то в кого-то стреляет, куда-то тащат обнаженную красавицу…

Я пересекаю улицу, подхожу поближе и вижу, что играют марш четверо слепцов. Они очень плохо одеты и грязны. Картонная коробочка со словом «мерси», выставленная на середину тротуара, совсем пуста. Прохожие обходят ее, точно это мина. Вдруг — дзинь! Около коробки падают две большие светлые монетки по пять старых франков. Сейчас на них не купишь даже пирожок. Музыканты их не видят, но бросают играть и ползут на звук от удара металла о панель…

Кончилась недлинная Гаврская улица. Начался бульвар Осман. За магазином «Весной», почти рядом, другой огромный универсальный магазин — «Лафайет», далее — всегда бурлящий перекресток бульвара Осман с торговой улицей Шоссе Д’Антен.

Около магазинов-гигантов перед витринами на тротуаре, один за другим, столы-прилавки с обувью, носками, бельем, сумками, парфюмерией, хозяйственными товарами; стойки, обвешанные кофточками, легкими платьицами, косынками, шарфами, галстуками.

Вокруг прилавков роятся французские хозяйки и туристы. А там, где есть хоть крошечный укромный уголок, его занимают то продавец лотерейных билетов, то женщина с корзиной цветов.

Вот сидит паренек, нахлобучив на глаза кепку, и перед ним пять шоколадно-коричневых щенков спаниелей. Они лежат, вытянувшись, рядком, неподвижно, и перед каждым — маленькая плетеная чашечка. Только в одной несколько мелких монеток.

С балкона пятого этажа здания отеля «Эксельсиор-Опера», где я останавливался несколько раз, далеко просматривается уходящая на восток улица-траншея Лафайет. К этой авеню около отеля выходит узкий проулочек с рекламами магазина одежды «Пассаж Д’Антен» и баром.

Почти под балконом стоит газетный киоск. В нем по утрам я покупаю газеты, и, несмотря на вежливое «мерси» и «оревуар, мсье», чувствую на себе отчужденный взгляд одинокого человека — усталой, пожилой женщины-киоскера.

Поблизости на улице Лафайет есть крошечное кафе — бар. Такие называют во Франции бистро. Говорят, это слово родилось в то время, когда в Париже стояли войска союзников, победившие Наполеона. Русские офицеры якобы всегда торопили официантов — гарсонов в ресторанах словами: «быстрей, быстрей». Отсюда и появилось название «бистро». В таких кафе за стойкой бара можно позавтракать, выпить стакан вина или пива, купить мелочь, вроде зажигалок, бритвенных лезвий, конверты и марки и т. п. Я покупал в этом бистро сигареты. За полукруглым высоким прилавком, обычным в таких кафе-барах, двойник той Катрин, которую я встретил на Гаврской улице. Она очень хочет казаться веселой и модной. Она выкрасила волосы в черный цвет. Это принято было тогда в Париже — красить волосы с юных лет в черный или соломенный цвета или делать их совсем седыми, с голубоватым отливом.