Василий Колпаков - Факторские курсанты — Дети войны

Тут уже не до очереди и не до списка! Вперед ринулись «цыпленыши и воробышки», как мы их иногда называем. Одели самых маленьких почти без примерки, шинели сидят на них ладно и даже картинно, совсем как на плакатах. Хомченко, Шамаев, Баранов и другие рослые ребята ворчат недовольно:

— Сукно на наших шинелях хуже, чем у мелкоты!

— Не все коту масленица! — хихикнул Горох и тут же замолчал. Большие парни могут всерьез обидеться и стукнуть по затылку! Кто их знает, пока еще все плохо знают друг друга по-настоящему. Всего три месяца прошло!

— Шапки! Шапки мальчики получайте! Когда подойдете ко мне, называйте свой размер головного убора, чтоб с примеркой не путаться! У меня все шапки по полочкам разложены!

Очередь по списку давно перепутана и первым подходит Виктор Семков:

— У меня пятьдесят четвертый размер!

— Птичья головка! — негромко хихикает кто-то за спиной. Но в толпе вряд ли найдешь остряка. Семков сердито зыркает по сторонам раскосыми глазами и примеряет ушанку. Все в норму, все совпадает!

— Пятьдесят девятый! — негромко говорю я кладовщице, но товарищи все равно услыхали, дразнят и шутят по поводу такого большого размера:

— Не голова, а Дом Советов!

— Настоящий котел, а не голова!

— Шапка Мономаха ему подойдет! Есть такая на складе?

Фуражки и бушлаты вечером сдадим коменданту в каптерку на хранение до весны, а пока, путаясь в полах шинелей, спускаемся по крутой лестнице и идем в учебный корпус продолжать учебу по расписанию.

Первое выступление курсантского хора с концертом — это вам не репетиция. Все хористы немного волнуются и, разумеется, прихорашиваются. Стирают, сушат, гладят синие с тремя полосками матросские воротнички, гладят брюки, чистят ботинки, пряжки на ремнях, пуговицы на шинелях. Как будто к строевому смотру или параду готовятся.

— Говорят, там девушек много, полный поселок одних девчат!

— Вот подфартило!

— Ни одного гражданского парня не пустим!

— Да они сами не придут! Дураки что ли? К курсантам на вечер лезть!

За приготовлениями и разговорами время летит быстро. Едва успели одеться, как подъехали два крытых грузовика со скамьями в кузове.

— По тридцать человек в каждую машину! — кричит распорядитель, но его никто не слышит: шум мотора, разговоры в кузове заглушают все звуки.

— А куда едем? — все спрашивают старшину группы Мишу Пылинского.

— Говорят, на какой-то лесозавод, вверх по Двине — ответ звучит неуверенно. Наверно, он сам не знает точно, куда нас повезут. Этих лесозаводов вокруг города столько, что всех не упомнишь!

— А клуб там большой? А танцы после нашего выступления будут? — вопросы сыплются со всех сторон и для молодых ребят эти вопросы самые важные, самые насущные.

— Конечно, танцы будут! — авторитетно заявляет Коля Баранов, — Зря что ли духовой оркестр с собой везем!

Наконец, подъезжаем к месту следования. Воспитатель ставит к входным дверям самых рослых и крепких парней с красными повязками с напутствием:

— Девушек впускайте всех! Даже без пригласительных билетов! Гражданских парней не впускать, но вежливо, без тычков и затрещин! Все-таки мы у них в гостях, а не они у нас!

За занавесом хор располагается в том же порядке, как нас приучила руководительница хора. Витя Семков толкает локтем в бок стоящего рядом своего друга Володю Бубновского:

— Не вздумай петь! Губами шевели, рот открывай, но не пой! Слыхал на репетициях твои завывания — всех зрителей перепугаешь!

Свои пошлые дежурные шутки отговорил конферансье и объявил о выступлении хора. Занавес поднялся. Послышались аплодисменты — это зрители, в основном девушки, приветствовали и ободряли нас. Концерт начался. Пели все разученные на репетициях песни. Наша неопытная молоденькая руководительница волновалась больше всех. Но зал после каждой исполненной песни так аплодировал, что вскоре успокоилась и она. Кое-где в зале темнели фигурки наших воспитателей, преподавателей и командиров. А все остальное пространство занимали девушки в разноцветных праздничных платьях и нарядах.

— По три-четыре девушки на каждого курсанта приходится! — подсчитал в уме мой сосед.

Объявили очередной номер: песня «Про молодых целинников»!

— Едут новоселы по земле целинной! Песня удалая далеко летит! — серебряным колокольчиком заливался запевала-тенор.

— Ой ты, зима морозная, ноченька ясно звездная, скоро ли я увижу свою любимую в степном краю?! — дружно и слаженно грянул хор. Получалось здорово и мы, чувствуя это, старались изо всех сил. Вова Бубновский, увлеченный общим порывом, тоже стал подпевать. Лучше бы он этого не делал! Какие-то жуткие завывания вырывались из его груди: то ли вой голодного волка или рычание рассерженного медведя. Соседи по хору зашикали, локтями привели в чувство действительности незадачливого певуна. К счастью мощный хор заглушил эти звуки и в зале никто ничего не услышал.

В перерывах между песнями девушки оживленно шушукались, хихикали, вытягивали шеи, высматривая и оценивая будущих потенциальных кавалеров по танцам.

Концерт закончился под бурные аплодисменты зрительниц. Ряды кресел в зале сдвинули к стенам, освобождая больше пространства. Девушки щебетали в холле и прихорашивались перед зеркалами. Волнующе и томно заиграл духовой оркестр. Начались долгожданные танцы.

На любых вечерах, в клубах или открытых «сковородках» есть девушки, как говорится, «нарасхват», а есть и «пришедшие напрасно». Вот и сейчас стайка девушек собралась у стен около сдвинутых кресел зала, о чем-то невесело переговариваясь и бросая завистливые взгляды в сторону танцующих пар. Наши курсанты называли этих девушек «невесты Коли Баранова». Дело в том, что, Коля отдавал предпочтение именно таким девушкам неброской внешности. На насмешки и шутки товарищей отвечал своеобразным афоризмом: «Бог увидит — красивую пошлет!» А порой и того похлеще: «Пусть внешность овечья, но плоть человечья!» Вскоре громоздкое, малопонятное для несведущих, выражение «Невесты Коли Баранова» превратилось просто в «Барановы невесты». Следующий курс мореходчиков уже не знал откуда произошло это выражение и искренне недоумевали: «Почему Барановы? Разве бараны и овцы ходят на танцы?!» Как бы то ни было, выражение пошло гулять по всем танцплощадкам Архангельска. Вскоре перестали задавать и недоуменные вопросы. Вот так и рождаются в словесном обиходе шутки-прибаутки и непонятные словесные обороты.

Настала первая сессия для первокурсников-судомехаников. Юра Теплухин больше всего боялся зачетов и экзаменов, которые вел Рудольф Леонидович Егоров. Преподаватель запомнил неудавшуюся детскую шутку с кнопкой на стуле и старался ответить тем же. Фокусы со шпаргалками у Егорова не проходили, он безжалостно выгонял из аудитории уличенных в таком деянии, а к пересдаче допускал только после довольно-таки унизительных извинений и просьб. Особенно доставалось заводилам и главарям в группе. Совсем по-другому он относился к учащимся дисциплинированным, покладистым и вежливым. Один раз на сдаче экзамена по технологии металлов я вытащил билет, первый вопрос по которому знал хорошо, а другой вопрос — слабовато. Когда начал отвечать, Егоров вышел из аудитории по какой-то надобности, а вместо себя оставил мастера обучения Минибаева. Я бодро и уверенно рассказывал, чертил эскизы на доске. Пришел преподаватель. Уходя, Минибаев шепнул ему: «Очень подробно и хорошо отвечает!» Не искушая судьбу, я тот же самый вопрос отбарабанил Егорову. Расчет был прост: откуда ему знать, на какой вопрос я только что отвечал Минибаеву?! Преподаватель перебил меня, даже не дослушав: