Лев Баусин - Спецслужбы мира на Ближнем Востоке

В отличие от представителей саудовской и иорданской эмиграции, «Гураб» был противником монархии, ярым республиканцем.

Он терпеть не мог правивших в стране имамов, называя их людьми прошлого. Особенно «Гураб» потешался над последним принцем Мухаммедом эль-Бадром, который был у власти в качестве имама совсем короткое время, всего десять дней. Еще до революции официальная йеменская делегация посетила Египет. В ее состав входил эль-Бадр. Гостям предложили осмотреть каирский зоопарк. Вдруг наследный принц влез на дерево, стал рвать его листья и жевать их.

— Это же кат, — так объяснил он свой поступок изумленным сопровождающим.

«Гураб» рассказал, что восставшим в сентябре 1962 года удалось быстро захватить радиостанцию, почту и телеграф, но осада дворца имама, где находился эль-Бадр, затянулась. То ли кончились боеприпасы, то ли наступило время обеда — ему удалось, переодевшись в женское платье, незаметно выскользнуть из дворца и бежать на север страны. Там он, получив помощь от Саудовской Аравии и Иордании, создал монархические отряды из местных племен, начал военные действия против молодой республики.

Как большинство йеменцев, он был откровенным собеседником, прямодушным человеком. Говорил то, что знал и что думал: вещь на Арабском Востоке довольно редкая. Предполагая, что «Гураб» мог быть связанным с египетскими спецслужбами, я не закидывал его вопросами, а лишь слушал то, что он считал возможным рассказать.

«Хорош тот, кто хорошо говорит. Но еще лучше, кто хорошо слушает», — сказал как-то американский философ Р. Эмерсон. Этот афоризм применим и к разведывательной работе.

Много-много лет спустя после описываемых событий я принял участие в одной из многочисленных международных конференций по урегулированию арабо-израильского конфликта, которая проходила в Париже. Между пленарными заседаниями полагался обед. Одним из соседей за столом оказался бывший министр алжирского правительства. Он совершенно открыто поведал остальным сотрапезникам сложившуюся расстановку основных политических сил в стране, планы его высшего руководства. Беседа носила «светский», непринужденный характер. Углубляющих тему повествования вопросов я не задавал: это бы надолго затянуло обед. Поздно вечером зашел в нашу резидентуру и изложил услышанное в шифротелеграмме, которая, как узнал позже, ушла «на самый верх». Мир переплетен, взаимосвязан, и делить его на отдельные «епархии» оказалось неправильным.

— Йемен, — рассказывал «Гураб», — был первой страной, принявшей ислам еще при жизни пророка Мухаммеда, а ближайшие его сподвижники — «ансары» — в большинстве случаев принадлежали к йеменским племенам. Долгое время страна находилась под турецким игом, и лишь после разгрома Турции в первой мировой войне Йемен стал самостоятельным государством, но на международную арену особенно не лез.

По мнению «Гураба», Йемен нельзя считать централизованной страной, поскольку каждое племя (а их там достаточное количество) представляло собой государство в государстве, а шейх племени был местным царьком и правил на своей территории так, как считал нужным. К тому же племена исповедовали ислам различных толков и направлений (зейдиты, исмаилиты, сунниты), что приводило к вооруженным столкновениям между ними на религиозной почве.

«Гураб» в беседах так и сыпал названиями различных племен и именами шейхов. Запоминать их было довольно трудно, а хороших миниатюрных диктофонов в те времена не было, да и отношение к ним со стороны некоторых собеседников было весьма сдержанным. Часто полученная от него информация улетучивалась из головы при возвращении в посольство.

«Ну и черт с ними, с этими шейхами», — думалось мне, когда телеграмма не получалась. Там свой «водоем» и свой «рыбак». «Гураб» же считал, что Египет является региональной сверхдержавой, что Насер — арабский революционер, что смена монархических режимов отвечает велению времени, исторической необходимости.

— Пример Египта и Йеменской революции, — мечтательно говорил «Гураб», — должен повлиять и на Саудовскую Аравию.

Когда он узнал, что я собираюсь в Йемен, пожелал хорошей поездки и благополучного возвращения.

— Хочешь, я дам тебе свою визитную карточку?

— А что я с ней буду делать?

— Я хорошо знаю президента Абдаллу ас-Салляля и напишу на карточке, что ты мой близкий друг.

— То, что мы близкие друзья, я надеюсь, это соответствует действительности. Но как я, прилетевший из Египта на короткое время, смогу встретиться с президентом?

— Ну, это зависит от тебя. Сам президент встречи с тобой добиваться не будет, — полушутливо добавил «Гураб».

— Вполне естественно — кто он и кто я. Ты только напиши на визитной карточке, что ее податель, — не называя моего имени, — является другом йеменского народа.

«Гураб» подумал и согласился с таким предложением. Следовало бы написать хвалебную оду в честь изобретателя визитной карточки как средства коммуникации между людьми. При первоначальном знакомстве обмен карточками позволяет не загружать память именами и фамилиями. Хорошего знакомого можно попросить дать ее для установления контакта с его родственником или другом, если выяснится, что они представляют оперативный интерес. Своего рода рекомендательное письмо. Визитная карточка, отправленная по почте или оставленная дома, в офисе, является средством напомнить о себе, намеком на желаемость личной встречи в ближайшее время.

Через несколько дней заведующий референтурой посольства выдал мне документ, в котором я значился как дипкурьер, и вручил пакет с сургучными печатями.

— Теперь ты не простой смертный атташишка, — сказал он, — а лицо с особыми правами и полномочиями. Все власти должны оказывать тебе содействие и проявлять уважение. Но если вдруг возникнет опасность, то ты должен быстро ликвидировать пакет всеми возможными способами. Можешь даже проглотить.

— Спасибо за доверие и дельный совет, но я предпочту глотать что-то более съедобное.

— Надеюсь на твою сообразительность. Да, кстати, будь добр, купи мне в Йемене японский транзистор.

— Пустым не вернусь, куплю.

С заведующими референтурой надо дружить. Если установить с ними хорошие отношения на личной основе, то можно получать очень интересную информацию.

Из посольства выехал на рассвете. Каир только начал просыпаться, но с минаретов по радио уже звучала первая утренняя молитва. Доехали до военного аэродрома. Вялый, заспанный часовой, не спрашивая никаких документов (о, эта арабская беспечность!), поднял шлагбаум. Машина подъехала вплотную к самолету АН-24 с египетскими опознавательными знаками. Через задний люк-трап шла загрузка солдат и боевой техники.