Раиса Берг - Суховей. Воспоминания генетика

Но Лысенко наука не указ. Он говорил, что пеночка порождает кукушку, если она сама выросла на необычном для нее рационе — выкормлена родителями мохнатыми гусеницами. Вы думаете, наблюдения велись над кукушкой и пеночкой? Не нужно никаких наблюдений. Лысенко говорит, Павловский аплодирует.

У меня с Павловским был разговор на эту тему, но всего не расскажешь. Е.Н. Павловский зачислил в свой институт академика И.И. Шмальгаузена — директора Института эволюционной морфологии АН СССР и заведующего кафедрой дарвинизма Московского университета, — когда тот лишился работы, и до конца своих Дней Шмальгаузен был сотрудником этого института. Шмальгаузен умер в 1963 году, через 15 лет после августовской сессии ВАСХНИЛ. К преподаванию его так и не допустили. Чтобы иметь возможность в 1951 году зачислить преданного анафеме академика, Павловский аплодировал Лысенко.

Яйца кукушки похожи на яйца тех птиц, которым данная разновидность кукушек поручает заботу о своем потомстве. Непохожие яйца птицы выбрасывают. Сходство называется мимикрией. Аплодисменты Павловского относились именно к этой категории явлений. Он, конечно, предпочел бы затаивание, но очень уж был на виду.

Впрочем, подсюсюкнул он Лысенко и в печати, очень постыдно. Об этом у меня и был с ним разговор, когда он стал президентом Географического общества — шестым президентом после того, как пятый — мой отец — оказался не в состоянии дальше жить под кровавой пятой сталинизма.

Я Павловскому пару теплых слов сказала. Разговор он начал, ему хотелось оправдаться, а я была фигура чисто приватная. Он хотел получить одобрение своему подсюсюку. Но не получил.

А теперь я вернусь к августовской сессии ВАСХНИЛ. Она отделена от событий, с доверчивостью описанных Гулливером, двумя с четвертью веками. На противоположных берегах океана, океана времени, находятся фантастическая страна Свифта и реальная страна, закономерно и неизбежно породившая лысенковщину.

Пятое заседание сессии. Речь В.А. Шаумяна, директора Государственного племенного рассадника крупного рогатого скота костромской породы. Прежде чем приступить к восхвалению костромской породы скота, он призывает к уничтожению врага. Шаумян убежден, что вскрыть вражескую идеологию, таящуюся за хромосомной теорией наследственности, куда важнее, чем повысить урожайность культурных растений или продуктивность домашних животных. Советский человек должен знать, что враг не дремлет. Бдительность важнее сытости. Нужно внушить советскому человеку, что виновники его голодного прозябания — интеллигенты — менделисты-морганисты-вейсманисты. Они намеренно снижали урожай и, работая на врага, вынуждали мудрое руководство повышать военный потенциал страны Советов.

Августовская сессия и проходила под лозунгом бдительности, укрепления государственной идеологии. Подлинная тревога за судьбы отечества звучит в его словах, когда он вещает: «Надо же, наконец, понять, что сегодня наши морганисты-мендеяисты, по существу, подают руку и объективно, а кое-кто, может быть, и субъективно, блокируются с международной реакционной силой буржуазных апологетов не только неизменности генов, но и неизбежности капиталистической системы». Дальше идет восхваление породы скота. «Что именно обеспечило такой большой успех нашей работы? Первое и основное условие в породообразовании — это обильное и умелое кормление животных во все периоды их роста, развития и продуцирования. Второй, не менее важный фактор (я лично ставлю его наравне с кормлением) — умелое интенсивное доение… Организм коровы вынужден переключаться с образования и отложения сала и мяса на переработку основного количества получаемого корма в молоко». Согласно Шаумяну, корова становится более удойной и это ее свойство, приобретенное в течение жизни, передается по наследству. Под влиянием кормления и упражнения меняются пропорции тела животного. Сердце коровы становится вдвое тяжелее «относительно к весу животного». Заканчивает свое выступление зоотехник столь характерным образом, что я не могу удержаться, чтобы не привести заключительные слова его речи целиком. «Формальные генетики нанесли нам колоссальный вред, они пытаются обезоружить миллионы передовиков сельского хозяйства, которые своим беззаветным трудом день и ночь, не покладая рук, неустанно творчески трудятся и создают богатства для нашей Родины.

Мы сейчас должны окончательно и бесповоротно развенчать эту антинаучную и реакционную теорию, и, пока мы не усилим наши «внешние воздействия» на умы наших противников и не создадим для них «соответствующие условия среды», нам их, конечно, не переделать. Я совершенно уверен, что, руководствуясь единственно правильной теорией Маркса — Энгельса — Ленина — Сталина и той колоссальной заботой, которой окружает людей науки гениальный Сталин, мы безусловно справимся с этой задачей». Народ не безмолвствовал. Стенографический отчет сессии содержит указание на реакцию аудитории — аплодисменты.

Если вы учтете, что «соответствующие условия среды», которые, по мнению Шаумяна, следует создать для представителей «формальной генетики» — это Архипелаг ГУЛАГ, а он именно это имеет в виду, и все понимают его, сатира Свифта померкнет в ваших глазах.

Стенографический отчет августовской сессии ВАСХНИЛ занимает 631 страницу. Из 50 докладчиков, призывающих устроить бойню, я привела слова только трех. Речи Презента, Глущенко, Нуждина, Дворянкина, Столетова не менее грозные, чем речь Шаумяна. Вступительная речь и заключительное слово Лысенко — барабанная дробь, ритуальная музыка публичных казней. Только в заключительном слове он поведал участникам сессии, да и то делая вид, что он — отвечает на анонимный вопрос записки, что его доклад одобрен Сталиным. Нет, не одним Сталиным, Центральным Комитетом партии. Реакция публики: «Бурные аплодисменты, переходящие в овацию. Все встают».

И заключительные слова заключительного слова Лысенко вызвали ту же реакцию зала. С неизбежностью грома вслед за вспышкой молнии бурная овация следовала за словами Лысенко: «Слава великому другу и корифею науки — нашему вождю и учителю товарищу Сталину!»

Представление на этом не закончилось. Принимали резолюцию сессии и писали письмо Сталину, дорогому вождю и учителю. Больше уже и не голосовали. Письмо кончается словами: «Слава великому Сталину, вождю народа и корифею передовой науки!» Реакция зала: «Бурные, долго не смолкающие аплодисменты, переходящие в овацию. Все встают».

Председатель сессии академик Лобанов предлагает обойтись без такой менее стадной, чем рев толпы, формы поведения, как голосование. «Разрешите считать Ваши аплодисменты за единодушное принятие приветственного письма товарищу Иосифу Виссарионовичу Сталину». Бурные аплодисменты выражают согласие зала.