Джованни Гуайта - Крик с Арарата. Армин Вегнер и Геноцид армян

Результатом таких торжественных клятв, следовавших одна за другой, явился священный крестовый поход?! Новые грабежи, голод, резня следовали за кровавыми событиями войны в Караклисе и Александрополе, в 1921 году — ужасы Памбага, Сасуна, в 1922 году — последняя резня и насильственные переселения в области Ангоры. Не выполняется ни один пункт Севрского договора; не выполняется даже теми, кто навязал этот закон турецкому народу, причем выполнение Договора угрожает судьбе Турции не меньше, чем судьбе Армении его невыполнение! За уничтожением армянских и сирийских христиан следует уничтожение греческого населения, подобно тому, как когда-то турецкая администрация проводила уничтожение собак в Константинополе, которых доставили на одинокий остров в море, где они погибли от голода и жажды. Смирна сожжена дотла. Блистающий город на Средиземном море, богатство и сокровища, которые накапливались столетиями в результате прилежания и труда христиан, ныне — дымящийся холм из пепла. Как враги Армении, которые являются также и врагами человечества, стараются с достойным сожаления упорством убедить нас в том, что остатки этого народа сами лишили себя последнего добра и прибежища, оставшихся им после ужасных разрушений войны. Не означают ли леденящие кровь сообщения английских и американских путешественников то, что банды мракобесов и здесь играют в свои дьявольские игры, пользующиеся одобрением варварской власти, и постоянно призывают на помощь стихийные бедствия, чтобы скрыть последствия своих преступлений?

Но если даже все это и верно, то как это доказывает вину тех, кого убили, повесили, уморили голодом в тюрьмах? Нет, грудные дети и матери невиновны, виновата их кровь. Именно это превратило их в мишень для жестокой ненависти их преследователей. Такую охоту на толпы беглецов в горящем и оккупированном врагами городе не может себе представить обычное человеческое воображение. Джон Клейтон, корреспондент Чикаго Трибюн, описывает этот ужас:

«Непостижимые сцены разыгрывались на улицах и в доках. Новая жизнь рождалась на камнях набережной или на толстых досках портового мола. Одна женщина, тяжелый час которой настал тогда, когда она с трудом прокладывала дорогу к лодке, которая должна была увезти ее, протискивается через ворота с новорожденным в руках, а двое маленьких детей цепляются за ее подол. Сразу после этого ее вместе с маленьким семейством поднимают на борт корабля. Но ее мужа, который находится в призывном возрасте, берут под арест, чтобы позже отослать в глубь страны. Другой, с больной женой на спине, был задержан у последнего шлагбаума. Он кладет свой груз на камни набережной и просит дежурного турецкого офицера пропустить его. Взглядом ужаса искажается лицо женщины, которую два английских матроса доставляют на борт на носилках из парусины, в то время как ее муж присоединяется к другим заключенным. С увеличением потока людей усиливается паника. Дети спотыкаются, падают, и их затаптывают до смерти. Барьеры закрываются на одну минуту, пока подходит другой корабль. Крик ужаса вырывается из толпы, готовой к наихудшему; им кажется, что ворота спасения могут навсегда закрыться».

Наши глаза, пробегающие по этим печальным строкам, не рискуют следовать за ними до конца. Мы видим людей, которые, обезумев от ужаса, толкают друг друга в воду, видим море, полное утопающими, которые плывут за кораблями, напрасно пытаясь спастись, и их окоченевшие тела прибой выбрасывает на берег. Ночь, покрытая огненными пятнами, воет от ужаса, из горящих домов выскакивают мужчины, женщины и дети, чтобы попасть с распростертыми руками в ужасные объятия пулеметов. Крик убиваемых сквозь мрак доходит до тишины европейской ночи, и все это сопровождается тем глубоким молчанием, которое еще хуже, чем крик, предшествующий ему. Нетрудно представить себе, что имело место в глубине страны, и все это происходило в присутствии европейских кораблей, перед глазами их войск? Куда гнали бесчисленные толпы через ущелья гор? Что стало с людьми, предназначенными для принудительной работы на улицах, которым не разрешалось иметь крышу над головой, и им отказывали в пище, когда они были больны, чтобы поскорее они умерли? Из берегового песка рек собаки выкапывают искромсанные тела, и дневник, который вел доктор Вард для американского общества помощи об этих событиях, каждой своей страницей похож на таблицы учета в скотобойнях наших больших городов, в которых подсчитывается забитый скот.

Джон Клейтон рассказывает в другом месте своего сообщения о прекрасном поступке молодого турка, который вопреки жестокости своих соплеменников взял под защиту больного беглеца. И добавляет: «Если весь мир будет содрогаться в смертельных конвульсиях, надо думать о маленьком поступке каждого, если не хочешь сойти с ума».

Ах, это голос любви, который несомненно живет в глубине души этого народа, но который всегда нас обманывал, когда мы ему верили, и который опять нас должен обмануть, пока этот народ находится под жестокой рукой ислама, отдан во власть толпы диких карьеристов, не знающих никаких законов, кроме гнусного страстного влечения к власти и богатству. Поэтому это скорее не ярость турецких армий, родину которых корыстный Запад не менее сильно желает расчленить, чем Турция Армению, и которые взволнованы ужасным отступлением греческой армии — а позиция цивилизованных государств мира, которая нас возмущает. Это — Европа, которая постоянно пытается заменить одну несправедливость другой и не скрывает свою радость по поводу этой победы, одержанной ценою крови десятков тысяч невинных женщин и детей, Европа, которая предпочитает вести ростовщическую торговлю с их мучителями, чем спасти остатки изгнанного человеческого племени от гибели.

Вот как государства-победители Запада выполняют свои торжественные обещания? Недостаточно того, что Вы, называющие себя мудрыми слугами своих народов, принуждали во время войны истекающий кровью армянский народ стать добровольцами, Вы еще мешали молодой армянской республике дать приют избежавшим резни беженцам. Вы допустили, чтобы несовершеннолетних детей выбрасывали из американских сиротских приютов, чтобы уничтожали остатки населения Вана, далекого от того, чтобы стать опасным для правительства Ангоры, скорее всего, оно играло роль вьючных животных для своих турецких господ. Франция, занявшая Киликию только потому, что ей нравились ее плодородные равнины и хлопок, по Ангорскому договору отдала Турции на произвол снова эту провинцию, то ли из-за нефти, то ли из-за каких-то других выгод. 150 000 армян, которые, поверив на слово Французской республике, вернулись туда, снова были переданы своим прежним мучителям. Когда же, наконец, и у Вас проснется сознание того, что мировые ценности не взвешиваются на весах мелких торговцев, чтобы также и в Вашей крови заговорил голос: «Не нефть, не хлопок, а человек»! Разве не та же самая Франция неоднократно объявляла всему миру, что она совершила прошлый поход только для того, чтобы защитить свободу малых народов? Где же свобода малых наций? Ах, враги мои, как нам стыдно перед таким голым цинизмом и гнусной болтовней? Разве не сама Франция поставляла Турции оружие, которое стреляло и в сердце Армении, разве не Англия снабжала кораблями, которые высадили греческое войско на побережье Малой Азии?