Владимир Жуков - Страда и праздник

— Правильно. А через полгодика, думаю, и в район преобразуют. Когда станет совсем ясна наша роль и значение. — Он стянул с головы папаху, провел ладонью по волосам и снова надел. Посмотрел на Яснецова. — Ну а как твое предприятие? Небось дали от ворот поворот?

— Мне? — Яснецов просиял. — Мне поворот? Еще чего! — Он с гордостью посмотрел на Рубцова, довольный, что очередь дошла и до него и что выкладывать новости приходится по просьбе, так сказать, по повышенной цене. — Полная картина!

Насчет полноты картины он преувеличил, это сразу стало ясно из его рассказа, но слушали внимательно, уже оставив шутки, как бы возвратившись на день назад, когда все четверо серьезно и с тревогой обсуждали вопрос, как начать атаку на телеграфную цитадель Войцеховича, — место им, комитетчикам, работающим кто на почтамте, кто в округе и на загородном телефоне, совершенно недоступное. Тогда и возникла мысль найти кого-нибудь из работников телеграфа и все выведать — как теперь обстановка, есть ли хоть какая оппозиция «коллективу представителей», что намерен этот самый коллектив предпринять после окончания Нижегородского съезда. Трудность состояла в том, что такой работник телеграфа должен быть расположен к спрашивающему, ну, пусть не из сочувствия к большевикам, пусть из личной приязни. Долго перебирали знакомых и знакомых знакомых, и ничего не выходило, пока Онисим Яснецов не хлопнул себя по лбу: «Есть! Есть одна девица. И живет, если не переменила адрес, неподалеку, на Домниковке».

Теперь получалось, что девица не съехала, жила там же и была точь-в-точь дома, когда заявился Онисим, и еще оказалось, что жила она не одна, а с подругой, тоже телеграфисткой, вот только визитера еле вспомнила.

Но ничего. Пили даже чай, и постепенно выяснилось, что девицам не очень по душе обстановка на телеграфе, вернее, даже не им, а мужчинам, с которыми они на работе водили дружбу, потому что раньше на всех собраниях выходила свобода и демократия, требования служащих учитывались, навели даже порядок в сверхурочных дежурствах, а теперь все жили как бы при старом режиме: «коллектив представителей» собирался, выносил решения, а какие именно, никто, кроме них самих, «представителей», не знал. Уже пустили кличку: «Коллектив заговорщиков», и ее нет-нет да и повторяли, а на днях прошел слух, что в знак протеста против линии, которой держался «коллектив», из него вышел представитель второго отдела перевозки почт по железной дороге Соковнин и многие это одобряют, потому как боязно жить, если дело идет к неподчинению власти, а Войцехович, похоже, к тому ведет…

Маслов сказал:

— А точно, гляди, как получается: Соковнин вышел из коллектива, а эти вон ребята из его второго отдела сегодня же к нам прибежали. Видно, не больно там уж свищут, понимают что к чему и жмут на своего представителя.

— Ну, это еще только перевозка почт, — не согласился Бушков.

— Всякому овощу свое время, — сказал Маслов. И Яснецову: — А про Подбельского твои крали что говорили? Бывает у них комиссар?

— Я спрашивал, конечно, спрашивал, мне самому было интересно, — быстро отозвался Онисим. — Я вот давеча, когда Бушков про подрайон рассказывал, даже подумал, что он тоже против спешки, Подбельский. Вернее, даже не так. Он за то, чтобы постепенно изменилось влияние на массу служащих, идейное влияние. Правильно, Бушков? Ведь он же велел идти в Городской район, значит, видит в нас в недалеком будущем серьезную партийную силу. А партийная сила что, с караулом, с солдатами должна приходить, чтобы установить свое влияние?

— Когда потребовалось, тогда и пришли, — сказал Рубцов. — Иначе бы по сей день митинговали с эсерами.

— Правильно, правильно! — Яснецов замахал руками, видно боясь потерять мысль. — И теперь караул на телеграфе. Но ведь «узелок» люди выбирали, они ему верили и, может, верят теперь, а потому и не надо эту организацию с винтовками устранять, надо в ней завоевать влияние, тогда и люди по-другому заговорят — вон как в перевозке почт…

— Пока ты будешь завоевывать влияние, в Нижнем примут решение о всеобщей стачке и остановят почту и телеграф. — Бушков резко встал и заходил по комнате. — Что же тогда по всей России караулы рассылать?

— Ну, зачем уж так, — нерешительно возразил Яснецов, — в Нижнем Булак, там целая фракция большевиков. Не допустят.

Маслов подошел к столу, на котором стояла пишущая машинка, стянул папаху и провел ею по клавишам, похоже смахивая пыль.

— Садись, Бушков, действуй. — Из пачки газет, которые принес с собой, он вытянул листок, исписанный карандашом. — Вот это перестучи, а в конец вставим про отделение перевозки почт. И вообще к ним надо обратиться: раз дело тронулось, надо закрепить.

— А ты уверен, что тронулось? — Бушков поудобнее устраивался на стуле, и стул под ним скрипел. — Онисим-то повествует со слов телеграфных барышень…

Маслов покачал головой.

— Что ты за человек, Бушков! Я тебя собрался выдвинуть в секретари подрайона, а ты панику сеешь. Ты первый должен в нас веру вселять, понял?

Подбельский просматривал свежие, предназначенные для отправки телеграммы Московского отделения Петроградского телеграфного агентства — ПТА, когда за дверью послышался сначала один громкий, чего-то требующий голос, затем другой; голосам настойчиво объясняли, потом, отворив белую створку, в дверь протиснулась долговязая фигура в полушубке. Еще слышались увещания, чтобы нежданный гость обождал, и тот махнул рукой куда-то назад, как бы отсекая ненужное, и его уже можно было узнать: Булак. Следом входил и другой, ростом пониже и незнакомый. Подбельский обрадованно вскочил, рассыпая по столу пачку листков, пошел навстречу.

— A-а, делегаты… Приехали?

— Добрались, — объявил Булак и показал на своего спутника: — Знакомьтесь, Вадим Николаевич, это Блажевич, делегат из Риги, вместе с ним большевистскую фракцию представляли. — Булак помолчал, оглядывая просторный кабинет, потом прибавил: — И чего это вы, Вадим Николаевич, должностей набрали? Сидели бы у нас, на почтамте. А то, вишь, еще и печатью занимайся! Или скучно у нас?

Подбельский рассмеялся:

— У вас-то весело, куда там. Только и с другими не скучно. К моему комиссарству на почте, печати, вон еще и отделение ПТА прибавилось. Будто знал, когда раньше тут со своим комиссариатом поселился. Но вы-то как?

Рассказывать начали по очереди, но перебивали друг друга; так и пошло в два голоса: и как хитро было задумано — провести делегатский съезд в Нижнем, чтобы подальше от Питера, от всего, что там происходит, и приехали-то те, кого почтовые служащие выбирали еще до переворота, по старой, получается, расстановке сил, куда ни кинь — за кадетов да за эсеров, в большевистскую фракцию набралось всего пять душ и еще один анархист-максималист примкнул — поди переспорь, если что…