Владимир Жуков - Страда и праздник

Подбельскому вспомнился Петроград, заседания Шестого съезда и Авилов — деловой, сдержанный, со вниманием поблескивающий стеклышками очков. Теперь его вроде прочат на работу во флоте. А этот какой — Прошьян? И стоит ли с ним заводиться, испрашивать совета (или разрешения — поди разберись) в своем конфликте с Войцеховичем, с «коллективом представителей»?

С Авиловым советовался по телефону, а результата никакого: подождите. Нарком явно намекал на Учредилку, можно, мол, наломать дров, самим подтолкнуть тайный стачечный комитет — тот, избранный в Нижнем, к всероссийской забастовке. Что ж, доля истины в словах Авилова была: по выборам в Учредительное собрание у эсеров большинство, потому они чувствуют свою силу и в почтовом ведомстве… А может, не надо ничего и ни у кого спрашивать? События московские: кто тут во время Октябрьского переворота был за кого — Москве и решать. Фактов о контрреволюционной деятельности руководителей «коллектива» открылось хоть отбавляй. Отвечайте! Вот, кстати, и сойдутся крайности, о чем так печется господин Руднев…

5 января еле дождался телеграмм из Петрограда. Торопливо перечел листки: Учредительное собрание открылось, председателем избран эсер Чернов; выдвинутая большевиками и левыми эсерами кандидатура Спиридоновой собрала 153 голоса против черновских 244; от имени ВЦИК Свердлов огласил «Декларацию прав трудящегося и эксплуатируемого народа», выразил надежду, что депутаты присоединятся к ней. Следом сообщение о перерыве заседания — большинство отвергло призыв Свердлова, перерыва потребовали большевики. И еще: левые эсеры предложили обсудить Декреты о земле и мире, те, что были приняты Вторым съездом Советов. Снова отказ большинства, в ответ левые эсеры покинули заседание. Потом не очень ясное: отдано приказание караулу разогнать собравшихся в Таврическом дворце…

Все разъяснилось через день. Телеграф сообщил, что по докладу Ленина ВЦИК принял «Декрет о роспуске Учредительного собрания». «Самое живое единство всех народов России», как пышно именовал Учредилку Чернов, ненадолго взойдя на председательское место, приказало долго жить…

Дома, возбужденно расхаживая по комнате, Подбельский говорил жене:

— Теперь очередь за Московским узлом! Сегодня, представляешь, почтамт отозвал своих представителей из комитета Войцеховича. Они самиэто сделали, понимаешь? Саша Булак возглавил. Молодчина!

— Успокойся. Сядь и поешь. — Анна Андреевна слушала с улыбкой, словно ей давно было известно, чем закончатся комиссарские заботы мужа. — Можно подумать, что на чиновников и так бы управы не нашлось.

Подбельский остановился, вздохнул.

— Тебе трудно представить, что за каверзная организация почта. Повесят эти субчики замки на конторы, выключат телеграф — и замрет страна… Но теперь-то мы им не позволим даже подумать об этом. Накопили силенок! Нет, каковы почтамтские?..

Через день он сообщил в Моссовет, что закончил расследование обстоятельств телеграфного саботажа в октябрьские дни. Документы, собранные в две пухлые панки, будут предъявлены руководителям телеграфного комитета Войцеховичу и Оссовскому, и он, Подбельский, тут же отдаст распоряжение об их аресте.

Что касается «коллектива представителей» Московского узла, то особым приказом он распускается, ибо демократическая часть почтово-телеграфных служащих отозвала из него своих представителей и лишила «коллектив» полномочий. Моссовет, таким образом, может всецело рассчитывать на беспрекословное проведение его линии московской почтой и телеграфом.

12 марта в МК сказали, что накануне вечером на Николаевский вокзал прибыл правительственный поезд: столица Советской России переносилась в Москву.

Подбельский знал о намечавшемся переезде, но в какой именно день и час он произойдет? Вспомнился разговор с Питером по прямому проводу еще в феврале, как раз после того, как немцы, нарушив перемирие, начали наступление по всему фронту. Газеты путали, сообщали, что Австро-Венгрия в войне не участвует, и надо было не кому-нибудь, а ему самому, комиссару по печати, узнать истину. Он ее узнал, да еще нежданно-негаданно к аппарату подошел сам Ленин… Теперь, думалось, случись что — прямой провод будет не нужен: Владимир Ильич в Москве.

Случись… Чего там говорить — уже случилось. Против заключенного с таким трудом Брестского мира яростно выступили левые эсеры. Кричали, что это соглашение большевиков с империалистами. Оппозиционной линии придерживалось Московское областное бюро, в МК тоже были сторонники продолжения войны с немцами. К середине февраля оформилась фракция — «левые коммунисты», и московские «левые» взяли на себя руководство всем фракционным движением в стране, распространяли свою газету. Все это накаляло обстановку в городе, но с приездом Ленина многое выглядело в новом свете, обнадеживало реальностью передышки, которую мир с немцами нес измученной, истерзанной стране.

По дороге к себе, в отделение ПТА, Подбельский раздумывал о том, как отзовется переезд правительства в Москву на его комиссарских обязанностях — по печати и почтовому ведомству.

Еще в прошлом году, в декабре, на смену декрету ВРК о печати Президиум Моссовета издал новый, жесткий и требовательный: опубликовав ложное сообщение, газета была обязана поместить на видном месте опровержение. Забот это комиссару прибавило немилосердно — ведь это он определял характер опровержения и давал срок, когда оно должно появиться, он же начинал судебное преследование редакции, если его требование не выполнялось. А в буржуазных газетах словно сговорились не оставлять комиссариат без работы. Только что, на днях, пришлось вынести постановление о закрытии газет «Вечерний час» и «Мысль»: по их сообщениям выходило, что немцам сдан Харьков, что пали Ростов-на-Дону и Новочеркасск. А эсеровский «Труд» того больше — истошно кричал, что в Твери беспорядки, бунт, пожары. «Труд», правда, не закрыли. Наложили солидный штраф и строго предупредили. Но надолго ли?

Стол, как всегда с утра, был завален копиями телеграмм ПТА, и первой попалась на глаза самая главная — о переезде правительства. Он созвонился с дежурным по Ходынской радиостанции, и ему подтвердили, что телеграмма ушла в эфир.

В переулке застрекотал мотоциклетный мотор — привычно: к агентству часто подкатывали самокатчики со срочными известиями, но этот почему-то насторожил. И не напрасно — вскоре в дверь заглянула девушка-секретарь, передала записку и застыла в ожидании, тоже, видно, чувствуя, что самокатчик прибыл не простой, последуют какие-то действия.

«Комиссару Почт и Телеграфов тов. Подбельскому. Приказ. Немедленно сделать распоряжение провести от загородной телефонной сети два прямых провода к зданию Судебных установлений». Тем же быстрым, уверенным почерком — подпись: «Управляющий делами Совнаркома Бонч-Бруевич».