Елена Арсеньева - Шпионка, которая любила принца (Дарья Ливен)

30 мая 1839 года адъютант Юрье́вич отмечал в своем дневнике, что великий князь был очень печален, покидая Англию. «Прошлой ночью мы попрощались с английским двором. Когда царевич Александр остался наедине со мной, он бросился в мои объятья, и мы оба плакали. Он сказал мне, что он никогда не забудет Викторию. Прощаясь, он поцеловал королеву. «Это был самый счастливый и самый грустный момент моей жизни», – сказал он мне».

Александр подарил королеве Виктории кавказскую овчарку Казбека, которую Виктория очень любила и с которой не расставалась даже после замужества.

Бог весть, поверила ли она в легенду о чухонце. Но, так или иначе, Дарья Христофоровна добилась своего!

Ей бы торжествовать… Однако княгиней овладела глубокая тоска. Предательство, совершенное по отношению к обожаемому принцу, выжгло последние всплески юности в ее сердце. Она вполне излечилась от своего безумия и очень не любила о нем вспоминать: прежде всего из-за предательства, конечно.

Кроме того, она боялась, что обо всем этом узнает Гизо. Чем больше времени они проводили вместе, тем больше она ценила его и благодарила бога за то, что, в утешение от всех потерь, ей был послан такой друг. Он тоже дорожил каждым часом, проведенным в ее обществе, потому что его возлюбленная превосходила всех тех женщин, которых он встречал на своем жизненном пути.

Теперь Дарья Христофоровна постоянно жила в Париже: на это было дано формальное разрешение императора Николая, который надеялся, что еще сумеет воспользоваться уникальными талантами этой женщины в области тайной дипломатии.

Княгиня Ливен сняла бельэтаж старинного отеля, некогда принадлежавшего ее приятелю Талейрану, – между улицами Сен-Флорентен и Риволи. В этом отеле в 1815 году, во время осады Парижа союзными войсками, останавливался император Александр Павлович.

Здесь салон княгини Ливен достиг наивысшего процветания и получил известность в Европе, так как служил своего рода сборным пунктом не только для дипломатов, министров и посланников, но и замечательных ученых, писателей и всякого рода знаменитостей. Среди блестящего общества этого прославленного салона, среди дам, обращавших на себя внимание красотой, молодостью, изяществом туалетов и любезностью, наибольший интерес для всех (сохранилось множество отзывов современников об этом!) представляла сама княгиня. Она первенствовала над всеми, очаровывала и умом, и необыкновенной ясностью и силой мысли. Она обладала исключительным искусством возбудить и поддержать общий, оживленный разговор. Она еще больше похудела («Longitude of St. – Petersburg»!), но это странным образом только способствовало ее женской прелести. Глаза стали огромные, по-девичьи изумленные и сияли так, что мужчины цепенели, лишь спустя некоторое время вспоминая, сколько на самом деле лет этой grandе dame [23]. Дарья Христофоровна говорила несколько отрывистыми фразами, произносила каждое слово с уверенностью и непринужденностью истинной патрицианки, не любила шумных споров, громких возгласов и не допускала их в разговоре. Благодаря любящему Гизо, который в 1840—1848 годах занимал пост министра иностранных дел, она была au courant [24]всего, что происходило в европейском политическом мире. И, разумеется, мимо нее не прошло осложнение отношений Англии, Франции и России, которое привело в конце концов к такому ужасному событию, как Крымская война.

Посол России в Париже Николай Дмитриевич Киселев был завсегдатаем салона Дарьи Христофоровны. Здесь он черпал свои сведения о политических настроениях Франции, о тайнах тюильрийского двора и т. д. Но часто изображение всей этой парижской картины оказывалось у Киселева кривым. Ведь этот господин был очень своеобразным человеком! Понятие о дипломатическом шпионаже – то, что было une forte partie [25]княгини Ливен – он начисто отвергал и пребывал в убеждении, что начальству следует докладывать лишь то, что оно жаждет слышать. У императора же Николая почему-то сложилось убеждение, что никогда не будет и не может быть союза между Англией и французским императором Наполеоном III, племянником ненавистника Англии Наполеона I. Поэтому и Бруннов, русский посол в Англии, и Киселев в Париже закрывали глаза на факты, а твердили то, что царю приятно было узнать.

А между тем Наполеон III старательно искал любого предлога для войны с Россией. Это явствует хотя бы из того, какой скандал он пытался раздуть из пустого спора о словообращении между императорами («добрый друг» или «дорогой брат»). Он хватался за все поводы к ссоре, даже за самые ничтожные и искусственно создаваемые. Наполеон III вполне мог ждать, что единственный его поступок, который всегда вызовет одобрение со стороны его политических врагов слева во Франции, а заодно и в Англии, это война против Николая.

Дарья Христофоровна, которая была по-женски дружна с императрицей Евгенией и одновременно состояла в личной переписке с императрицей Александрой Федоровной, женой Николая, совершенно случайно узнала об избыточно оптимистическом тоне депеш Киселева и попыталась предостеречь русскую императрицу. Однако Николай не зря называл жену «своей маленькой птичкой». В золотой клетке царского дворца она не хотела знать ни о чем дурном и предпочитала пожимать плечами в ответ на осторожные и настойчивые намеки Дарьи Христофоровны на русофобские настроения французского двора. А между тем княгиня Ливен очень следила за всеми парижскими настроениями и уже со страхом предвидела близкую войну.

Попытки Дарьи Христофоровны обратиться к императору напрямую сначала наткнулись на его неприятие, а когда дошли до него, было уже поздно.

Войну Дарья Христофоровна провела в Брюсселе, с великим трудом получив затем от Наполеона III разрешение вернуться в Париж. Императора оскорбили ставшие ему известными настойчивые попытки княгини предостеречь Николая, предотвратить войну, и он мстил ей. Вмешалась в эту историю (с возвращением княгини Ливен в Париж) также и Виктория, которая к тому же старательно подзуживала Николая. Не станем забывать, что Англия тоже участвовала в Крымской войне против России. «Красивая, элегантная, очаровательная девушка, с глубокими синими глазами, приоткрытым ртом, белыми правильными зубами» осталась в прошлом и очень скоро забыла, сколь пылко она была влюблена в русского принца.

Не везло молодому Александру с женщинами! Одна, от великой любви, предала его, другая – не по той ли же причине? – развязала войну против его родины…

Только в 1856 году, после окончания Крымской войны, закончились мытарства Дарьи Христофоровны, и она смогла вернуться в Париж, поселившись вместе с Гизо (он не покидал ее в скитаниях) все в том же особняке на Сен-Флорентен. Она печально встретила весть о смерти императора Николая и со смешанным чувством – о воцарении своего «принца». Впрочем, и новый государь, и его матушка вполне сумели оценить отчаянные, хотя и тщетные, попытки княгини Ливен образумить прежнего русского императора и обратить его внимание в сторону надвигающейся опасности. Увы, Николай в последние годы жизни стал живым примером крылатого выражения: кого боги хотят погубить, того они лишают разума.