Олег Шишкин - Шесть рассказов об исчезновении и смертях

Впрочем, один из внучатых племянников попытался проникнуть в дом, но безуспешно, имея лишь непродолжительную беседу на крыльце, изо всех сил прислушиваясь к глухому голосу, долетавшему до него из-за плотно закрытой двери. Это был визгливый монолог, состоящий из категорических просьб (почти в приказном тоне) немедленно покинуть территорию усадьбы и бранных тирад на немецком языке.

Вечером, 12-го числа, слуга-калмык пришёл в спальню, чтобы расстелить постель. К своему удивлению, он увидел, что Баскаков лёг не раздеваясь, в парадном костюме и в башмаках. Хозяин открыл X книгу «Анналов» Тацита, лежащую на ночном столике, и прочёл наугад: «Убив меня, он станет мной. Во имя древней церемонии и торжества бесконечности провозгласил Вакаксаб в глаза жрецам». Слуга испуганно переспросил, стоя у двери, но, обернувшись, увидел, как из глазниц Баскакова на него смотрят тусклые глаза совершенно незнакомого человека, умоляющие удалиться…

Входящий в мир, помни: за тобой денно и нощно следует тень, твоя ли, нет ли — всё равно. Так она сокрушает душу, что не нашедший опоры падает, гибнет, поглощённый невидимым. И не найдётся савана, чтобы укрыть твой покой. И нет во времени искупления.

В начале тех дней, потрясших могучую державу, я был в стороне от суеты жизни, раздумывая над тем, как мирскую одежду сменить на монашескую. С этими мыслями в пасхальные дни я, помнится, шёл по площади Аркадия. Мои руки были чисты. Пели цикады. Ветер обдувал лицо благовонным кипарисовым дурманом. Грустные глаза простолюдинов попадались на каждом углу. Смущённые странными переменами в государстве и робостью властей, люди как будто были тихи, смиренны, слепы. Но как только садилось солнце, они доставали точильные камни, чтобы посеребрить клыкоподобные тесаки.

Когда нетвёрдая рука коснулась подлокотника трона, первейшие члены синклита покинули палаты. Они горделиво сошли по чёрной лестнице, а блестевшие на её ступенях перламутровые узоры из птиц и цветов показались им сегодня достаточно тусклыми.

30 апреля 11 индикта от сотворения мира в 12 часов дня в храме Христа-Пантократора произошло невиданное — животворный лик богоматери Тарской, пострадавший от рук инокоборцев, изувечивших изображение ножами, стал кровоточить [15] Рассказывают, что с этой святой иконой раньше случилось вот что: Адриан Монасий, подвижник и анахорет, проведший на столбе 20 лет, сумел унести ее из пылающего Тарса, разоренного армией багдадского халифа. По дороге безбожные агаряне ограбили Адриана: сорвали золотые оклады с двух других спасенных им икон, оборвали нательный крест — подарок епископа епархии Евхаиты, сводного брата несчастного, отобрали горсть монет — скупую милостыню беженцев, заполнивших в те черные дни дороги многострадальной Капподокии. Не насытившись грабежом, нечестивые вырвали клок волос из бороды старца, обезобразили плетью лицо, вымазали страдальца калом. Но рука жестоких корыстолюбцев не тронула иконы богоматери Тарской, поразившей отвергающих Христа лучезарным сиянием. Они, удивленные тем чудом, в ужасе бежали, оставив добычу. В тот же миг раны Адриановы затянулись, а теплый дождь смыл нечистоты. Вскоре старец достиг пределов великого града Константинова. Там было ему знамение — над храмом Вседержителя увидел он багряный перст, услышал пение ангельское. С тех пор в той церкви находится особо почитаемая икона, исцеляющая убогих, наставляющая заблудших. ...

Кровь на иконе была столь обильна, а случившееся столь необычно, что повергло в смятение пришедших в храм. Едва успели они осенить себя крестным знамением и прошептать имя Господа, как триста колоколов ударили тяжкий трезвон, а вслед за тем от Харисийских ворот к самому центру византийской столицы двинулась конная колонна. Всадники в позолоченных доспехах разрезали пополам толпу рычавшей черни. Чернобородые конники бесстрастно, тупо глядели друг другу в спины. Вороные кони слегка раздували ноздри. Копья, сжатые по-боевому в правой руке, чуть колебались. Так началась бойня.

Десять тысяч инокоборцев, вчера ещё беспрепятственно проповедовавших «истину» — презрение к инокам — идолам сатаны, врывавшихся в церкви с проклятиями, содрогавшими своды, смущавших визгом и истошными криками, грубой бранью хористов на клиросе и простолюдинов на базаре, призывавших очистить храмы от скверны и волхвов, бившихся в припадочных конвульсиях в самый разгар службы, — всех их объявили вне закона, обрекая на смерть и ослепление здесь — во «втором Риме».

Благословенные могучей фразой Саввы Плифона, возгласившего 12 тезисов «Анти...», горожане ринулись в переулки, проходные дворы, на улицы. Несколько преступников было схвачено в окрестностях Таврской площади. Их в считанные минуты разорвали на части, швырнув бесформенные останки псам, дремавшим у древнего истукана Беллерофонта.

У мясных рядов на десяток человек, связанных ремнями, был свален предназначенный для укрепления городской стены камень, который тянули четыре быка. Люди умерли в страшных мучениях, но это было лишь начало страданий вечных. Один из этих низких людей стонал и весь следующий день, но голос его был слаб и не столь пронзителен, как в первые часы.

В то же время анатолийские конники Петра Варды затоптали тысячу человек, загнанных на ипподром палочными ударами разъярённых жителей Константинополя, тут же закрывших ворота за спиной нечестивых, а затем поспешивших на трибуны, чтобы сполна насладиться торжеством смерти. Они радостно кричали, тряся руками над головой, когда кто-то из обречённых безуспешно прыгал, пытаясь схватиться за кромку пятиметровой стены, окружавшей ристалище. Но взрыв восторга был во сто крат сильней, если пика протыкала тело, а меч отсекал голову [16] Приказ Петра Варды был лаконичен и тверд: «Растоптать!» За применение боевого оружия во время священного возмездия он бичевал каждого пятого солдата. .

Возле влахернского дворца около сорока нечестивцев во главе с одноглазым Павлом Монофилактом, пьяницей и ничтожным лжепророком, укрылось в заброшенной часовне, примыкавшей вплотную к дровяным складам. Из её окон они пускали стрелы, метали дротики, сквернословили, браня синклит, патриарха, пророча Константинополю мор и разорение.

Но праведный гнев всё же настиг их. Несколько смелых юношей под градом камней облили подножие часовни и склада нефтью, другие сбросили к стенам вязанки хвороста, а когда огненный столб, похожий на змея, взвился к небу, все услышали, как горящие дружно затянули:

Многие из инокоборцев во время случившегося бросились с кровли, иные умерли от страха.