Олег Шишкин - Шесть рассказов об исчезновении и смертях

Начальники полков втайне от сброда отнесли тело негодяя к развалинам древнего города, забывшего своё имя. Гроб поставили в полуподвальной комнате заброшенного дома. Там не было окон, лишь небольшая отдушина прямо в потолке пропускала свет и воздух. Завалив вход тяжёлыми камнями, оставив прах времени и богу, ратоборцы пришли в лагерь и двинули войско Армаггедона на штурм. Не сделали они пяти стадий, как с неба посыпалась, словно чёрный град, саранча нескончаемым потоком. День стал ночью, река остановилась. Дерзкие дрогнули, рассыпав ряды, и, подгоняемые ветром, рассеялись.

По прошествии семи дней, похожих на смерть, члены Воилы зашевелились. Встав из гроба, он ощутил одиночество и голод. С потолка падал слабый луч света, вода сочилась из камней комнаты-цилиндра. Ему показалось, что он по-прежнему находится в узилище, а гроб и саван — только причуда больного палача. Было уже утро.

«Краткое жизнеописание Дхармокирти — учителя философии» — так должна была называться книга Йозефа Негрели, анонсированная ежедневником «Богемия» в январе 1910 года. Нет смысла рассказывать, с каким нетерпением ждали работы, тем более что последняя вещь того же автора, «В Индии ты был бы Богом», достаточно смелая и одновременно увлекательная, стала любимым чтивом пражан. Читателям весьма импонировали безусловные достоинства прошлых сочинений замечательного ориенталиста: стиль, лишённый трюизмов, парадоксальность выводов, подкреплённых могучим багажом аргументов, умение глядеть на вещи непредвзято, без снисходительного апломба доктора гонорис кауза, способность рассказывать о вопросах, достаточно тонких, с интересом и лёгкой иронией подлинного мыслителя, в то же время, оставаясь доступным для гимназиста, капеллана, вагоновожатого и пражской профессуры. В академических кругах «В Индии ты был бы Богом» вызвала самые диаметральные мнения. Свинарский назвал её научной спекуляцией одарённого графомана. Клима ответил на публикацию статьёй «Благородный проигрыш», где защитил автора от обидных, а порой и оскорбительных нападок Свинарского, упрекнув Негрели в спорности постановки вопроса и похвалив за смелость. А такой корифей, как Млынарчик, выразил автору своё горячее одобрение. К нему присоединились доктор Борн и доктор Шпет.

Книга представляла собой развёрнутое исследование жизни Будды, Махавиры, Шанкары. Успеху сугубо научного сочинения способствовали многочисленные маргинали и сноски, обширный глоссарий и, конечно, чудесно выполненные виньетки в каллиграфической манере Бердслея. Словом, все, кто когда-либо видел книгу, говорили, что её типографский аромат действовал на них, как дым гашиша на наркоманов. Странно, но факт: этот человек, чьё творение разошлось в три дня, внешне был мало кому знаком. В Праге того времени узнавали сразу только двух людей — императора Австро-Венгрии Франца-Иосифа и Макса Линдера. К слову сказать, Негрели чем-то напоминал блестящего Макса: он одевался по моде — брюки в полосочку, цилиндр, чёрный, прекрасно сшитый пиджак. Но в отличие от Линдера он никогда не носил усов, предпочитая быть до конца бритым. В нём было больше фата, франта, чем учёного, а порой Негрели казался учителем танцев, праздношатающимся по бульварам — лишь немногие знали, что именно так, на ходу, рассеянно глядя по сторонам, он сочинял свои книги и приходил домой измождённый после многочасовых прогулок, чтобы ещё часа два потратить на записи. Его любимым местом была кондитерская «Херц Блат», где он подолгу, механически поглощал наполеоны, марципаны, кнедлики, корзиночки. Но была ещё одна, пламенная страсть, придававшая последним годам жизни (он прожил всего 35 лет) лёгкий мелодраматический налёт — бульварная пресса не раз выливала на него ушаты грязи, смакуя подробности романа Негрели с певичкой из кафешантана «Банзет» Катажиной Гаевской. В хор этой травли иной раз включались и младочехи, рисовавшие на учёного ядовитые, пошлые карикатуры, стараясь всякий раз задеть его австро-венгерский патриотизм. Но не было случая, чтобы Негрели ответил своим хулителям, даже когда известный адвокат князь Шварценберг, являвшийся поклонником автора, предложил отомстить обидчикам, Негрели спросил аристократа: «Разве собакам отвечают укусами на укусы?» Идея создания «Краткого жизнеописания Дхармокирти...» созрела давно — как раз в тот год (примерно семь лет назад), когда автор занял место приват-доцента на кафедре буддологии.

С энергией самоубийцы он бросился в библиотеку Климентинума и словно обезьяна взлетел по лестнице, ведущей на самую вершину стеллажа, где находилось самое таинственное, непонятное, словом, то, до чего не доходят руки остальных. Можно считать, что из этой схватки с информационным валом он вышел победителем, если бы не невралгия, заработанная на ценных указаниях привратников. Кроме набегов на библиотеку Негрели вёл большую частную переписку с ведущими центрами — она занимает четыре чапендейловских шкафа.

В 1847 году совместные раскопки, проводимые доцентом Томасом Стэмфордом Рэфлсом (Бенгальское Азиатское общество) и Ван Хувелом (Батавское общество искусств и науки) на острове Ява (основание для проведения исследования — реляция № 585540 за подписью вице-губернатора нидерландской Индии Ван Дейка, участника Ватерлоо на стороне французов), увенчались долгожданным успехом (по странной случайности это произошло в день рождения Негрели, но 30 лет спустя). Цивилизованный мир ошеломила весть о находке в индонезийских джунглях величайшего буддийского святилища. Так, из небытия всемирной памяти был возвращён чудесный Боробудур — храм множества Будд.

Эти гордые слова, исполненные глубокого скепсиса, высечены на позеленевших камнях, открывшихся взору одного из землекопов, когда он расчищал рельефы основания, изображавшие сцены грандиозных изощрённых пыток буддийского Ада. Шесть строк принадлежат Златомирцу, он же Дхармокирти — так звучит на санскрите его вечное имя.

Спустя пятьдесят лет после случившегося открытия великий мертвец вновь напомнил о себе: во время реставрации в монастыре Цяньфодун (Китай, провинция Ганьсу), отбивая штукатурку, монахи случайно наткнулись на заложенную кирпичами дверь, которая вела в книгохранилище, полное древних манускриптов. Один почти истлевший трактат лежал у входа, открытый на последней странице.