Александр Феклисов - Признание разведчика

Мы передавали Барру и Саранту небольшие суммы денег на покрытие расходов, связанных с сотрудничеством с нами. Брать эти деньги Барр обычно отказывался, заявляя, что советскому народу они нужнее. Я убеждал его, что это просто знак благодарности и уважения советского народа за их ценную помощь. После таких объяснений он нехотя принимал помощь, говоря, что они с Сарантом потратят их на покупку книг, пластинок, а какую-то часть приберегут на всякий случай. Барр и Сарант очень ценили наше товарищеское отношение и заботу об их безопасности и благополучии.

Однако скоро выяснилось, что они стали приглашать в квартиру девушек. Это было нежелательно, но пришлось смириться. Квасников велел мне передать Барру, чтобы девушки ни в коем случае не узнали об их связях с нами, так как это чревато для них большой опасностью — их могут арестовать.

Раз в месяц, рано утром, до начала работы, я принимал от Барра на моментальной встрече моток непроявленной пленки с материалами объемом 300–500 страниц и единожды в месяц по вечерам проводил с ним инструктаж. Он мне рассказывал о новостях на службе и в личной жизни. А я благодарил его за переданные материалы, ставил новые задания. В случае необходимости я по-дружески вносил коррективы в его планы, разъяснял ему приемы разведывательной работы. Мы беседовали о положении на фронтах, о тяготах, переносимых советскими людьми. Нас обоих возмущала неискренняя политика правящих кругов Англии и США. Мои рассказы преследовали одну цель — усилить желание источников оказывать нам максимально возможную помощь и делать это конспиративно.

От Барра и Саранта поступали ценнейшие материалы, которые представляли большой интерес для научно-исследовательских учреждений и промышленности Советского Союза.

В те годы Центр, как правило, ставил перед резидентурой задачи общего характера, например, такие, как «добывать материалы о новейших разработках американцами радаров, прицелов и другой электронной аппаратуры». Однако, когда немцы стали обстреливать Лондон ракетами «Фау-2», резидентура получила срочное конкретное задание следующего содержания: «Вблизи Лондона эффективно действует радарно-компьютерная установка БСН-584, которая определяет скорость и траекторию полета снаряда «Фау-2» и автоматически управляет огнем зенитных батарей. Примите срочные меры к получению материалов по этой радарно-компьютерной установке».

На другой день была моментальная встреча с Барром. Квасников велел мне передать новое задание для источника. В семь утра Барр пришел со свертком непроявленных пленок. Не успел я изложить ему суть дела, Барр улыбнулся: «Мы уже пять дней назад прочитали, как Нострадамус, Ваши мысли и достали все наставления по этой штуке. До двух ночи фотографировали более 600 страниц текста и чертежей». Передав мне моток из 20 пленок, он отправился на работу.

Через два дня дипломатическая авиапочта отправлялась в Центра через Аляску. Отправив этой почтой в Москву только что полученные секретные материалы, Квасников телеграммой сообщил руководству Центра, что их срочное задание выполнено. Таким образом, через семь дней в Центре на столе у руководителя советской разведки лежали требуемые документы о новейшей американской радарно-компьютерной установке.

Вскоре из Центра пришла телеграмма, в которой впервые за годы войны резиденту и мне объявлялась благодарность за оперативное выполнение важного задания. Нам велели выдать Барру и Саранту 1000 долларов в качестве премии.

На очередной встрече Джоэл не взял премию, сославшись на то, что должен предварительно посоветоваться с Альфредом. Посоветовавшись, они категорически отказались принять 1000 долларов.

Оценивая итоги работы резидентуры с Барром и Сарантом, Центр отмечал, что она была очень плодотворной. В течение 1943-45 годов от них поступили подробные материалы общим объемом 9165 страниц по более чем 100 научным разработкам, которые получили весьма высокую оценку существовавшего тогда Комитета по радиолокации под руководством академика А. И. Берга.

Приближался конец войны. Многие простые американцы начали опасаться массовых увольнений в связи с переводом производства на выпуск гражданской продукции. Барр в апреле 1945 г. взял полуторагодичный отпуск и пошел учиться в аспирантуру, чтобы получить степень магистра инженерных наук. В конце 1945 г., когда из-за предательства Гузенко в Канаде и предательства Е. Бентли в США агентурно-оперативная обстановка резко ухудшилась, связь с Барром и Сарантом была законсервирована.

У Юлиуса Розенберга был друг детства — Уильям Перл. В годы великой депрессии они учились в Нью-йоркском городском колледже, правда на разных факультетах. Перл еще в школе увлекся авиационной техникой и поступил в Нью-йоркский городской колледж на факультет самолетостроения.

Розенберга и Перла объединяли общие взгляды на жизнь. Для них превыше всего были такие ценности, как справедливость, равенство и братство. Они считали, что в обществе не должно быть баснословно богатых людей, рантье, которые, не работая, богатеют, получая высокие проценты на свой капитал.

После окончания колледжа, где Перл продемонстрировал выдающиеся успехи в учебе и склонность к научной работе его пригласили на работу в лабораторию Национального консультативного комитета по аэронавтике (National Advisory Committee for Aeronautics — NACA) в Кливленд.

На одной из встреч Семенов узнал от Розенберга, что его ближний надежный друг Уильям Перл, которого он всегда ласково называл Уилли, работает в лаборатории NACA и принимает участие в разработке новейших истребителей по подряду Военного министерства. Помимо этого, Перл имел свободный доступ к получаемым его конструкторским бюро засекреченным научным материалам по эксплуатации новейших самолетов, созданных другими компаниями.

Семенов сразу оценил, что речь идет об информации, в которой остро нуждается наша армия. Поэтому, не мешкая было решено попросить Розенберга обратиться к Перлу с просьбой помочь Советскому Союзу и передать доступные ему сведения.

Когда Перл в очередной раз приехал к родителям в Нью-Йорк, Розенберг успешно выполнил нашу просьбу. С декабря 1942 г. Перл стал раз в месяц по воскресеньям приезжать в Нью-Йорк из Кливленда ночным поездом для встречи с Юлиусом. Перл передавал ему в условленном месте в городе большой коричневый кожаный портфель с секретными документами. Далее этот портфель по цепочке передавался Семенову, а затем мне. Я, в свою очередь, приносил этот портфель в резидентуру и фотографировал документы. В тот же день портфель по той же цепочке в обратном порядке возвращался Перлу.

Так мы получали материалы от Перла до середины 1943 г., пока Семенов не перестал выходить на связь с Розенбергом. Потом, когда я возобновил связи с Юлиусом, Перл снова стал передавать нам материалы. Только большой коричневый портфель Перла — Юлиус почему-то называл его «вализа» — теперь уже передавал и непосредственно мне.