Оливер Сакс - В движении. История жизни

Тогда мы приехали рано и убивали время в бессвязном разговоре. Только позже, когда Оден улетел, я понял, что эти бессвязные блуждания, хождения вокруг да около постоянно возвращались к одной точке, и этой точкой было прощание – с нами, с теми тридцатью пятью годами – половиной жизни, – что он провел в Америке (он называл себя «трансатлантическим Гёте», и только наполовину в шутку). Прямо перед посадкой совершенно незнакомый человек подошел и, запинаясь от волнения, проговорил:

– Вы, должно быть, мистер Оден. Вы оказали нам огромную честь, живя в нашей стране, сэр. Мы всегда будем рады видеть вас вновь – как почетного гостя… и друга.

Он протянул руку и сказал:

– Прощайте, мистер Оден! Да благословит вас Господь за все, что вы делаете.

Уистен сердечно пожал протянутую руку. Он был тронут, слезы стояли у него в глазах. Я повернулся к Одену и спросил, обычны ли для него подобные встречи.

– Обычны, – ответил он. – Но всегда так необычны! В этих случайных встречах присутствует истинная любовь.

И когда незнакомец благопристойно удалился, я спросил Уистена, как он ощущает мир – велик он или, напротив, мал.

– Ни то ни другое, – сказал Оден. – Ни мал ни велик. Но он очень уютный. Уютный…

И добавил, понизив голос:

– Как родной дом.

И не сказал больше ничего, потому что и говорить больше было нечего. Нечеловечески громкий голос возвестил посадку, и мы поспешили к выходу на летное поле. Там Уистен обернулся и поцеловал нас обоих – поцелуй крестного отца, который на прощание обнимает своих крестников, поцелуй благословения и прощания. Неожиданно он показался мне страшно старым и слабым, но одновременно и благородно торжественным – как готический собор.

В феврале 1973 года я приехал в Англию и отправился в Оксфорд повидать Уистена, который жил тогда в колледже Церкви Христовой. Мне хотелось дать ему гранки «Пробуждений» (он сам о них попросил и фактически был единственным, кроме Колина и тети Ленни, кто их видел). День был прекрасный, и, вместо того чтобы поехать со станции на такси, я решил прогуляться. Пришел с опозданием, и, когда увидел Уистена, он вертел в руках часы.

– На семнадцать минут опоздали, – сказал он.

Довольно долго мы обсуждали взволновавшую его статью из «Сайнтифик Америкэн» – статью Гюнтера Стента «Преждевременность и уникальность в научном открытии». Оден написал ответ Стенту, противопоставляя интеллектуальные истории науки и искусства (этот ответ был опубликован в номере за февраль 1973 года).

Вернувшись в Нью-Йорк, я получил от него письмо. Оно было датировано 21 февраля («День моего рождения», – добавил Уистен) и было коротким, но очень добрым:

Дорогой Оливер!

Спасибо за Ваше очаровательное письмо. Прочитал «Пробуждения» и считаю их шедевром. Поздравляю! Единственное предложение: если Вы хотите, чтобы книгу читали обычные люди, что они просто обязаны делать, – добавьте словарь технических терминов, которые Вы используете.

С любовью,

Уистен .

Получив письмо Одена, я всплакнул. Великий писатель, неспособный к поверхностным суждениям и не склонный к лести, называет мою книгу «шедевром». А может быть, это суждение относится к чисто литературным достоинствам «Пробуждений»? Имеет ли моя работа научную ценность? Я очень надеялся на это.

Весною того же года Уистен вновь написал мне. Он пожаловался, что его сердце «барахлит», и попросил приехать к нему в Австрию, где он с Честером Каллманом снимал дом. Но поехать мне по каким-то причинам не удалось, и я очень жалею об этом, потому что 29 сентября он умер.

28 июня 1973 года (день выхода в свет «Пробуждений») «Слушатель» опубликовал превосходную рецензию на мою книгу, написанную Ричардом Грегори, и в том же выпуске мою собственную статью о Лурии (мне предложили написать рецензию на книгу «Человек с разбитым в осколки миром» [45] Русское издание данной книги называется «Потерянный и возвращенный мир». – Примеч. пер. , а потом расширить рецензию, включив материал по всем трудам А. Р. Лурии). Через месяц я получил письмо от самого Лурии.

Позже Лурия писал, как, будучи девятнадцатилетним молодым человеком, организовавшим общество, высокопарно названное «Казанской психоаналитической ассоциацией», он получил письмо от Фрейда (который не догадывался, что пишет юнцу). Лурия был чрезвычайно взволнован этим письмом; я чувствовал подобное же волнение, получив письмо от Лурии.

Он поблагодарил меня за статью и подробно остановился на всех поднятых мной вопросах, указывая вежливо, но ясно и четко, в чем, как он думал, я был неправ [46] Его письмо зазвучало в совершенно иной тональности, когда он рассказал мне удивительную историю о своей встрече с Павловым: старик (Павлову было за восемьдесят), выглядевший как Моисей, разорвал первую книгу Лурии напополам, бросил к его ногам и закричал: «И вы называете себя ученым?» Этот поразительный эпизод Лурия рассказал с живостью и энергией, которые позволили мне осознать и комические, и трагические аспекты этой истории. .

Через несколько дней я получил очередное письмо, где Лурия писал о том, что получил экземпляр «Пробуждений», посланный ему Ричардом:

Мой дорогой доктор Сакс!

Я получил “Пробуждения” и сразу же с большим удовольствием прочитал. Я всегда был уверен, что хорошее клиническое описание истории болезни играет определяющую роль в медицине, особенно в неврологии и психиатрии. К сожалению, способность к описанию, которая была столь обычной для великих неврологов и психиатров девятнадцатого века, ныне почти утрачена, возможно, потому, что механические и электрические приборы теперь заменили изучение личности. Ваша отличная книга показывает, что важная традиция изучения клинических случаев может быть возрождена, и со значительным успехом.

Спасибо за замечательную книгу.

А. Р. Лурия.

Я почитал Лурию как основателя нейропсихологии и «романтической науки», и его письмо подарило мне огромную радость и нечто вроде интеллектуальной уверенности, которой раньше я не ощущал.

9 июля 1973 года было моим сороковым днем рождения. Я находился в Лондоне. «Пробуждения» вышли в свет, и в честь своего дня рождения я решил поплавать в одном из озер Хэмпстеда – в том, куда мой отец окунул меня, когда мне было несколько месяцев от роду.

Я доплыл до буйка, ухватился за него и стал смотреть по сторонам – там были еще замечательные места для плавания, – когда кто-то ухватил меня под водой за ногу. Я дернулся, и на поверхности рядом со мной появился симпатичный молодой человек с проказливой улыбкой на физиономии.

Я улыбнулся в ответ, и мы разговорились. Он был студентом Гарварда и в Англию приехал в первый раз. Особенно ему понравился Лондон; днем он «осматривал достопримечательности», а по вечерам ходил на концерты и в театр. А вот по ночам, сказал он, ему довольно одиноко. Через неделю он уезжает назад, в Штаты. Его друг, который уехал из города, оставил ему на это время свою квартиру. Не хочу ли я зайти?