Александр Розен - Времена и люди. Разговор с другом

В полку Шамрай представлялся Кадацкому и комиссару полка Карпекину и начинал работать. Он в самом деле был незаурядный разведчик, и в полку у него были ученики — люди, которые учились «с-под руки» Шамрая.

Самое же удивительное было то, что к приездам Шамрая в полк, к его участию в боевой жизни полка все так привыкли, как будто и в самом деле ничего особенного не было в том, что человек с простреленными легкими, абсолютный белобилетник, в гимнастерке без всяких знаков различия (но с «Красной Звездой», полученной еще за войну с белофиннами) расхаживает по полку и даже собирает разведчиков то в одном, то в другом дивизионе, а в бою может заменить любой номер орудия, кроме подносчика снарядов, а уж наведет орудие — так наведет так, как это еще не всякий наводчик сделает.

И Кадацкий это терпел. Он был очень чуток к тому, что мы называем общим словом «традиции», а у полка были традиции, и они существовали еще до того, как полком стал командовать Кадацкий. Шамрай, вернее, его приезды в полк тоже были традицией. И кончилось тем, что они подружились и теперь Шамрай мог сказать Кадацкому то, что не всякий посмел бы сказать: «Не зуди, Семен, да и сам отдохни немного…»

Через Пороховые и Колтуши мы выехали на правый берег Невы. Дорога пошла старая, битая, подозрительно знакомая по прошлому году. «Неужели же, — спрашивал я себя, — неужели же снова здесь? Да быть этого не может!..»

Шамрай спал, голова его моталась у меня на плече, а мне хотелось поговорить, хотелось немедленно поделиться своими сомнениями. А машина шла и шла по старой, до боли знакомой дороге на Невскую Дубровку. «Неужели же? — спрашивал я себя. — Неужели же снова?..»

Да, это было так. И старый указатель — «Болманушкино», и новый — «Малманушкино», и Бумкомбинат, и здание школы, в которой в прошлом году размещался медсанбат.

Значит, снова Невская Дубровка? Как же так? О предубеждении командующего фронтом к этим местам было достаточно хорошо известно. Знали и о фразе, брошенной Говоровым: «Ничего, кроме кровавой бани, у нас здесь сейчас не получится». Операция в Усть-Тосно и была задумана потому, что командующий не хотел начинать на прежнем месте. Неужели же августовская неудача привела его в сентябре к старому плану?

Все ближе и ближе серая громадина 8-й ГЭС…

Нет, сколько ни ломай голову, ничего это не даст. Проснулся Шамрай, обалдело осмотрелся:

— Куда это нас Гиренков завез?

На командном пункте не было ни Кадацкого, ни Карпекина, один только начальник штаба Спицын со своими немногочисленными помощниками.

— Заложниками оставили, — шутит он невесело. — Ну, что там говорят в Ленинграде?

Наверное, глядя на нас, он думал: это ребята дошлые, бывают там, куда нашего брата не пускают.

— У меня есть немного святой водички, тряхнете?

Мы тряхнули, но никаких планов командующего фронтом не поведали.

Леонид Александрович Говоров был назначен командующим Ленинградским фронтом в апреле сорок второго. Мы знали только то, что было во всех газетах: под Москвой Говоров командовал армией. Говорили, и очень много говорили, что до войны Говоров преподавал тактику артиллерии и Сталин его заметил…

Но легенды, как правило, возникают от нехватки информации. Ворошилов, Тимошенко, Буденный. С некоторых пор вообще не слышали других имен, только поэтому и могла родиться легенда о Говорове — преподавателе тактики артиллерии, внезапно обнаружившем полководческие таланты и замеченном Сталиным.

Говоров действительно преподавал тактику артиллерии, но немногим больше года. И всего лишь три недели был начальником Артиллерийской академии. Всю свою жизнь он служил в армии, много воевал (за гражданскую имел орден Красного Знамени), в финскую уже был начальником штаба артиллерии армии, а в Отечественную командовал артиллерией армии, а затем и фронта. К тому времени, как Говоров стал командовать армией под Москвой, он уже имел большой опыт. В военных кругах к его имени относились с большим уважением. Никакого внезапного «открытия» Говорова не было. И даже сам факт назначения артиллерийского генерала общевойсковым начальником не может быть расценен как явление уникальное, если, конечно, не забывать о Наполеоне. Назначение Говорова в качестве командующего Ленинградским фронтом было тем более обоснованно, что этот фронт уже давно называли «артиллерийским».

Говорова в Ленинграде ждали. С его именем связывали много надежд. Даже то, что знали о нем, говорило в его пользу: он был одним из героев битвы под Москвой, он пережил не одно только трудное отступление, но уже узнал и радость победы. «Генерал Вперед» — это впервые было сказано о Жукове, но теперь и Конев был «Генералом Вперед», и Рокоссовский. И Говоров тоже был «Генералом Вперед».

Новый фронт для Говорова оказался тяжелым и, быть может, тяжелейшим. Дистрофия, цинга и психологические травмы были крепкими союзниками немцев. Близость фронта от Ленинграда действовала на воюющих людей двояко — она рождала непревзойденную стойкость и в то же время у многих постоянную тревогу за судьбу семьи, оставшейся в Ленинграде.

Говоров видел свою миссию в том, чтобы вырвать наконец Ленинград из блокады. Он знал, какие надежды вызывает новый командующий, и он не хотел идти прежним путем. Драма Говорова (если уместно это слово) заключалась именно в том, что он был вынужден повторить пройденный и, казалось, самой историей забракованный путь.

Положение дел под Ленинградом летом и осенью сорок второго года имеет «сложную драматургию». Обе стороны стремятся к наступательным действиям. Немцы делают то, чего не делали с прошлой осени: они перебрасывают под Ленинград свежие дивизии и подводят новые типы осадных орудий, включая устрашающие своей мощностью «Шнейдер-Крезо»; они тщательно готовят операцию под кодовым названием «Файерцуг», захват Ленинграда, готовят именно в ту минуту, которая кажется им прочно выхваченной из истории. Ведь они овладели Харьковом и Ростовом, они находятся на окраинах Воронежа, перед ними Волга и Кавказский хребет, и их ведет не какой-нибудь неполноценный Александр Македонский.

Но именно в эту минуту их ждет под Ленинградом неожиданный щелчок. Они, конечно, будут потом смеяться и рассказывать, как топили в августе сорок второго большевистские кораблики на Неве и как разбомбили медсанбат, в котором лежали раненые русские, — о, это было зрелище, это был настоящий цирк… Но серьезные немецкие военные отнеслись к операции в Усть-Тосно, как и следовало отнестись серьезным военным: инициатива была на этот раз у русских, на помощь Ленинградскому фронту уже двинулся Волховский фронт, и Гитлер вынужден был бросить навстречу русским лучшие свои части; немецкие генералы поняли, что августовская операция задумана Говоровым с тем, чтобы соединиться с Волховским фронтом.