Александр Розен - Времена и люди. Разговор с другом

В машине к Бельскому полностью вернулась его уверенная осанка. Сидя рядом с шофером, он, не оборачиваясь, задавал вопросы своим обычным отрывистым тоном. Он так и не познакомил жену с Рясинцевым.

Мария Филипповна опустила стекло и, почти высунув голову, с радостью и любопытством смотрела на город.

— Невский проспект, — говорила она. — Как я рада… Вспоминала я Ленинград, вспоминала… И помню и не помню. Мы где-то здесь обедали. Ужасно было дорого. Ты еще с подавальщицей поспорил. Федя, что это за здание? — спросила она, показав на Казанский собор.

— Кто его знает? — сказал Бельский, едва взглянув. — Музей какой-то.

— Может быть, вы знаете? — спросила Мария Филипповна Рясинцева.

Рясинцев отлично знал, что это знаменитый Казанский собор, но знать, когда Бельский не знает, было невозможно.

— Никак нет, не знаю, — ответил он коротко.

Мария Филипповна взглянула на Рясинцева, потом на мужа и больше всю дорогу ни о чем не спрашивала.

Машина остановилась на улице Декабристов, недалеко от Кировского театра. Бельский вылез первым, вошел в парадную. За ним, со своей провизионной сумкой, Мария Филипповна. Позади Рясинцев, и еще позади с чемоданами в руках шофер Василий, угреватый парень, умевший замечательно танцевать лезгинку и подражать голосу Бельского.

— Рясинцев!

— Слушаю, товарищ генерал…

Он поспешно вынул из кармана связку ключей и открыл дверь.

— Ну, вот все, — сказал Бельский и вошел в квартиру.

В квартире было две комнаты. В первой из них была устроена спальня. Здесь стоял полный гарнитур.

— Две полуторки, — показывал Бельский. — Шкаф трехстворчатый, полированный, тумбочки две, канапе одно…

— И туалет, товарищ генерал, — подсказал Рясинцев, которому было поручено «организовать» эту квартиру.

Во второй комнате тоже был гарнитур, только столовый, всю стену занимал низкий пузатый буфет.

— Радио и проигрыватель смонтированы, товарищ генерал, — доложил Рясинцев.

Бельский включил радио. В комнату ворвались бравурные звуки марша из «Аиды».

— Господи, что это ты так громко! — сказала Мария Филипповна.

Она сняла пальто и шляпу, причесалась и сразу стала выглядеть моложе. Волосы у нее были совсем седые, но эти белые волосы не старили, а скорее, наоборот, молодили ее. Лицо по-прежнему выглядело утомленным, но теперь можно было разглядеть, что в этом виноваты не морщины и не старость. Похоже было, что на ее лицо постоянно падает тень душевной тревоги.

— Что? Как? Нравится? Довольна? — спрашивал Бельский. — Ты думаешь, это легко сейчас — получить квартиру в Ленинграде? Попробуй-ка! Мало ли что генерал! Генералов теперь много…

— Ну, ты-то не получишь! — спокойно заметила Мария Филипповна и начала распаковывать чемодан.

— Постой, постой, — сказал Бельский. — Сейчас обедать будем. Рясинцев!

— Слушаюсь, товарищ генерал! — Он открыл холодильник и стал вынимать оттуда заготовленные припасы.

Увидев это, Мария Филипповна всплеснула руками:

— Да вы что, смеяться надо мной собрались? Да разве это мужское дело? Садитесь-ка и ждите, пока будет все готово.

Бельский, как всегда, ел много и озабоченно, словно вот-вот у него отнимут кусок. Он любил поговорить во время еды, но только о том, что имело непосредственное отношение к самой еде: какая говядина лучше, хорошо бы мяса черкасского, ничего не стоит еда без перца и горчицы, сделайте мне завтра белый соус.

Все-таки Марии Филипповне удалось вставить несколько фраз. Ей хотелось рассказать о себе, о своей жизни в Алма-Ате, к которой она привыкла за эти годы. Все время она работала на пункте скорой медицинской помощи, увлеклась медициной и даже сама научилась делать противостолбнячные прививки.

— Ну ладно, дай поесть, — прервал ее Бельский недовольно.

И все же благодаря Рясинцеву разговор как-то клеился. И не потому, что сам Рясинцев мог рассказать что-нибудь интересное, а потому, что при постороннем человеке можно было говорить о пустяках, а не о главном. К тому же была иллюзия, что, едва только уйдет посторонний человек, они поговорят по-семейному.

Но когда они остались одни, то с предельной ясностью поняли, что никакого разговора не будет, что им просто не о чем говорить.

Бельский, сняв китель и сапоги, в ночных туфлях и майке прилег на диван, а Мария Филипповна занялась разборкой своих вещей. Иногда он, как сквозь сон, спрашивал жену:

— Ну как? Ну что? Нормально?

— Тоска какая! — вдруг сказала Мария Филипповна.

— А, что такое? — откликнулся Бельский. — Вот интересно, как это у вас, у дам, получается. Впятером на десяти метрах жили, вповалку спали — это не тоскливо получалось?

— Времени тосковать не было. Теперь времени слишком много. Послушай, Федя, давай поговорим откровенно: ты ведь здесь жить не собираешься?

— Все у тебя глупости на уме, — недовольно сказал Бельский. — Служба моя пока не в Ленинграде…

— Я так и думала, что ты здесь жить не будешь. А я тоже одна не хочу.

— Боишься? — усмехнулся Бельский.

— Да, боюсь, — серьезно сказала Мария Филипповна. — Боюсь людей насмешить. Одна в этаких хоромах, с холодильником, да с этой, как ее, радиолой…

— А ты коечников пусти, — посоветовал Бельский.

— Ну и грубый же ты, Федор…

Бельский с удивительной живостью соскочил с дивана.

— Слушай, Маша-милаша, послушай ты меня хоть один раз: живи ты как человек. Живи! Поняла? Живи!

— Да не кричи ты так, — отмахнулась Мария Филипповна.

— А я тебе говорю, брось ты эти свои идеи, поживи как следует на старости лет. Возьми, что тебе положено. В кино ходи, в театр, ешь, пей… Я тебя в деньгах не стесню.

— За этим ты меня сюда вызвал? — спросила Мария Филипповна. — За этим? — еще раз спросила она, все более и более раздражаясь. — Я ведь ради тебя приехала. Зачем ты меня с насиженного места стащил?

— Нужно, Маша, — коротко сказал Бельский.

— Возьми меня тогда с собой, туда, где ты служишь… За город. Я хоть там на молодежь посмотрю.

Бельский покачал головой.

— Нет, Маша, нет, — он немного помолчал. — Помнишь в Казахстане, в сорок третьем?..

Мария Филипповна ничего не ответила и только вздохнула.

Бельский снова помолчал, потом искоса взглянул на жену, словно спрашивая себя, можно ли ей доверить самое заветное.

— Так вот: положение сейчас такое же… Или пан, или пропал…

— Смотри, Федя, лоб не разбей…

— Не каркай! Слышишь, что я говорю, — не каркай. — Он схватил Марию Филипповну за руки, но сразу же отпустил. — Ладно, давай пить чай, успеем еще…

За чайным столом они сидели долго. Оба любили это занятие.

— Все, конечно, бывает, — говорил Бельский, вытирая платком влажную шею. — Врагов много, завистников… Пляшут, пляшут, пляшут вокруг Шаврова. А он, Шавров…