Детлеф Йена - Екатерина Павловна, великая княжна

Основные положения императорского предписания стали частью брачного договора от 17 апреля 1809 г. В своей основе договор ориентировался на образцы, использованные в 1799 и 1801 гг. в брачных соглашениях Елены Павловны, уезжавшей в Шверин, и Марии Павловны, отправляющейся в Веймар: он защищал интересы великих княгинь и их потомства во всех возможных жизненных ситуациях, в то время как все тяготы расходов возлагались на избранных ими супругов. Договор с принцем Ольденбургским отличался от общей схемы по двум существенным пунктам: во-первых, изложенная в предписании Александра I сумма дотаций значительно превышала общепринятую в таких случаях. Вся сомнительность доводов, приводимых императором для обоснования этого, становится ясна, если учесть, что все пункты предписания продолжали оставаться в силе и после заключения второго брака Екатерины с кронпринцем Вильгельмом Вюртембергским в 1816 г., хотя в то время она уже проживала в Вюртемберге. Во-вторых, брачный договор от 1809 г. предусматривал принципиальную возможность того, что однажды принц Георг Гольштейн-Ольденбургский может унаследовать герцогский титул в Ольденбурге. Екатерина и в этом случае вместе со своими будущими детьми была материально обеспечена.

Финансовое состояние Екатерины Павловны выглядело в целом весьма внушительно. Как и любая великая княжна, она получала в качестве приданого 1 000 000 рублей, который был положен в Российский императорский банк и давал 5 % годового дохода. Половина из этой суммы, включая проценты, предоставлялась в ее личное распоряжение. Кроме того, по распоряжению Александра I Екатерине ежегодно выплачивалось 300 000 рублей в качестве земельной ренты с ее апанажных владений. Император выплачивал ей, так же как и всем великим княжнам, ежегодную пенсию в размере 10 000 рублей. Получаемая ранее Екатериной от матери Марии Федоровны ежегодная сумма в 20 000 рублей продолжала ей выплачиваться. И, наконец, венцом прочного здания будущего семейного счастья великой княжны стало финансирование императорской семьей покупки близ Санкт-Петербурга поместья и дворца со всей обстановкой. На фоне этой роскоши выплаты Георгу выглядели более чем скромно: он ежегодно должен был получать по 100 000 рублей, конечно, только на время проживания в России.

Согласно статьям брачного договора, Екатерине предоставлялась возможность беспрепятственно отправлять религиозный культ согласно всем предписаниям русской православной церкви. Она получала все необходимое для этого, от священников и певчих до церковной утвари. В случае если Георг захочет стать правителем родного Ольденбурга, его жене гарантировалась свобода православного вероисповедания. Конечно, Екатерина должна была сопровождать своего супруга во время проведения всех лютеранских торжеств, а их дети должны были наследовать религию отца. Но главным условием было то, что, вступая в брак, Екатерина и Георг отказывались для себя и своих детей от любых притязаний на российский престол.

Кажется, все проблемы, касающиеся брака, семьи и наследства, наконец были урегулированы. Молодые могли с радостью отправляться под венец.

Церемония венчания и свадебные торжества, несмотря на напряженную политическую обстановку и особые обстоятельства, предшествующие заключению этого брака, были отмечены традиционными для петербургского двора роскошью и блеском. В императорской резиденции собрались все, кто имел подобающий титул и имя в стране и за ее пределами и кто не должен был в этот момент участвовать в военных действиях. Наряду с венчанием, торжественным молебном и балом, в придворном театре состоялся маскарад, который произвел настоящую сенсацию. Его организаторы, несмотря на войну Российской и Османской империй, создали обстановку чарующей роскоши восточных сказок. Театр был окружен изгородью из бесчисленного количества стеклянных трубочек, которые, будто бы уходя прямо в небо, неожиданно заканчивались наверху букетами из страусиных перьев. В стеклянных трубочках, разбиваясь на мириады причудливых искр, отражался свет горящих свечей. Гости и собравшиеся отовсюду зеваки были восхищены этим зрелищем и долго еще вспоминали о пышных торжествах в семье Их Величеств. Даже отец жениха, казалось, был поражен. Петер Фридрих Людвиг Гольштейн-Ольденбургский тоже участвовал в церемонии, хотя это и не было принято. Присутствие герцога должно было продемонстрировать особую политическую значимость происходящего: Россия стоит на страже интересов северогерманских земель, желает указать Наполеону, что власть его не безгранична, и в недалеком будущем собирается выйти из континентальной блокады.

Все это полностью соответствовало внешнеполитическому курсу Российской империи и устремлениям невесты, ощущавшей все же некоторую горечь от того, что аналогичной цели ей не удалось достигнуть при помощи династического союза с Габсбургским домом. Необходимо было смириться со своим поражением и отдавать себе отчет в том, что решающая схватка Александра I с императором Наполеоном не за горами. И никто не мог предугадать в апреле 1809 г., чем закончится эта схватка и какие последствия она будет иметь. Красивая, волевая и непредсказуемая Екатерина в общем не испытывала антипатии к своему супругу, более склонному к литературным фантазиям, нежели к суровой дисциплине государственной службы. Супругам, видимо, удалось найти общий язык. И все-таки их союз был и оставался заключенным сугубо из политических соображений.

Тягостные мысли одолевали ольденбургского герцога. Екатерина, по его мнению, не обладала хорошей репутацией с точки зрения как политики, так и морали. Петера мучили дурные предчувствия относительно прочности брачного союза его сына. Российский император, думал он, лишь потому одобрил гражданскую службу своего деверя, что тот нужен ему в его политических играх. Александр I назначил Георга генерал-губернатором тверским и новгородским, а также главноуправляющим путями сообщения. Такая обширная сфера деятельности подразумевала множество обязанностей. Здесь принц мог проявить все свои способности, необходимые для гражданской службы. Отец Георга оставался в России до мая 1809 г. Расставаясь, он напутствовал сына следующими словами: «…Твоя карьера блестяща, чего нельзя сказать о семейном счастье и внимании к тебе со стороны императорской семьи…» {43} 43 Koolman (Hg.), Das Haus Oldenburg in Rußland, s. 28. . Но служба, считал герцог, пойдет сыну на пользу, она будет дисциплинировать Георга, заставит его забыть о своих сентиментальных склонностях и слабых чертах характера, наполнит энтузиазмом, а возложенные на него многочисленные обязанности сделают его добросовестным и честолюбивым. Будут ли члены императорской семьи и сама Екатерина проявлять по отношению к нему аналогичное усердие — в этом Петер сильно сомневался. Вплоть до 1811 г., когда в силу необходимости ему пришлось вновь приехать в Россию, герцог неустанно напоминал сыну о ловушках, которые могут расставлять ему придворные да и сама Екатерина Павловна.