Детлеф Йена - Екатерина Павловна, великая княжна

Среди высокопоставленных чиновников Лубяновский не отличался особым усердием, и Екатерина с Георгом старались найти новую мотивацию для него и других государственных служащих. В случае с Лубяновским эффективными оказались такие приемы, как назначение его действительным статским советником, ободряющие слова императрицы-матери: «Будьте одним из наших!», а также многое другое. Но секретарь чувствовал себя уязвленным и был недоволен тем, что Екатерина Павловна постоянно контролировала его, лишая покоя. В своих воспоминаниях он писал, что «великая княгиня редко упускала хоть один день, чтобы в моем присутствии не войти в рабочий кабинет принца и не поговорить также и со мной. Это счастье я приписывал прежде всего отсутствию у нее более возвышенных занятий в условиях замкнутой придворной жизни». Лубяновский, вероятно, предполагал, что княгиня только и делала, что вмешивалась в служебные дела своего мужа. Но придворный чиновник поступил бы в высшей степени опрометчиво, вздумай он каким-либо образом критиковать ее. Нет, хотя из того, как он описывал якобы лестное для него внимание со стороны княгини, можно понять всю степень воспринимаемого секретарем как нахальство и дерзость вмешательства Екатерины в обязанности губернатора: «Богатый, возвышенный и быстрый, блистательный и резкий ум изливался из уст Ее Высочества с волшебною силою приятности в речи. С большим любопытством она расспрашивала и желала иметь подробнейшие сведения о лицах, но не прошедшего века, а современных; не жаловала скромных и почтительных моих отзывов, не верила им, любила сама говорить обо всем; из бывших тогда на сцене лиц, начиная с самой высшей ступени, никого не помню, мимо кого Ее Высочество изволили бы молча пройти; а заключения ее всегда были кратки, законченны, решительны, часто нещадны».

Находящийся в подчинении у великой княгини чиновник дал ей довольно меткую и точную характеристику. Для подтверждения своей правоты он ссылался на авторитет принца Георга: «Существуют возвышенные души, которые могут довольствоваться только совершенством, поэтому в их глазах все, что не лишено недостатков, выглядит убогим, слабым, ничтожным и смутным. Не могу скрывать, я нередко бывал удивлен, когда слышал, как она говорила, и даже принц не мог при таких обстоятельствах сохранять хладнокровие» {45} 45 Merkle, Katharina Pawlowna, S. 22–24. . Описанную Лубяновским во всех деталях ситуацию мы можем охарактеризовать коротко: неуемная любознательность великой княгини и ее стремление всех поучать, от которых даже принц временами должен был защищаться, так сильно действовали на нервы не слишком добросовестному чиновнику и так злили его, что он наконец дал Екатерине повод указать ему на дверь. Его место занял статский советник Серебряков.

И Лубяновкий, и Серебряков занимались преимущественно вопросами путей сообщения, в то время как во главе канцелярии губернатора был поставлен действительный статский советник Б. Р. Геттунс. Гетгунс добросовестно и честно стремился выполнять вверенные ему обязанности. Он прилежно писал доклады и постановления, тщательно прорабатывал акты и принадлежал к избранному кругу высокопоставленных лиц, регулярно приглашаемых губернаторской четой на званые обеды, приемы и балы. Геттунс не позволял себе никаких саркастических выпадов в адрес Екатерины Павловны, со всей серьезностью относился ко всем ее предложениям и энергично брался за их выполнение. Если Геттунс должен был подготовить важный доклад, то все затрагиваемые в нем вопросы обсуждались с принцем во время обеда, на котором, конечно же, присутствовала и Екатерина. А молчаливым присутствием она никогда не ограничивалась.

Во время одного из таких обедов речь зашла о проблеме различной интерпретации законов. Екатерина Павловна высказала одну из своих сентенций: «Я считаю, что во время судебных процессов различные позиции судей объясняются различием в их политических взглядах». Принц Георг промолчал, а Геттунс набрался смелости и возразил, что и без политических разногласий в одном и том же деле могут столкнуться различные убеждения. «В это верится с трудом, — возразила она, — и на этот счет у русского народа есть пословица: бойся не суда, а судьи». Геттунс не стал продолжать спор о словесной казуистике и народной мудрости. При подходящем случае он написал по одному приговору суда два противоречащих друг другу заключения, оба из которых прочно опирались на закон. Затем он предоставил принцу самому вынести решение о правильном заключении. Когда Георг вновь вызвал к себе чиновника, при их разговоре присутствовала великая княгиня. Видимо, она убедилась в правоте Геттунса. Княгиня «призналась вполне откровенно, как много думали они с принцем об этих двух заключениях, которые я им предоставил, и все же они так и не знают, какому из двух нужно отдать предпочтение. Потом она продолжила: «Но если бы Вы были губернатором, к какой точке зрения Вы бы склонились?» Я ответил, что беру за правило в подобных случаях вставать на сторону того, кто беднее, и указал, кого имею в виду в данном деле. Тогда великая княгиня обратилась к своему супругу и воскликнула радостно: «Не правда ли, я тоже так думала!» И принц утвердил заключение в пользу беднейшей стороны» {46} 46 Там же, с. 24–28. .

По какому праву супруга губернатора вмешивалась даже в текущие судебные процессы? Правда, здесь проявилось благородство ее натуры, вписывающееся в общую картину добродетельной императорской семьи. Великая княгиня защищала социально слабых, хотя в данном сообщении не указывается конкретно, кто с кем судился. Добросовестные и инициативные чиновники, такие как Геттунс, пользовались большим уважением со стороны Екатерины. Там, где было возможно, княгиня могла быть чрезвычайно скромной до простоты. Зато, например, в борьбе со своими конкурентами женского пола она проявляла достаточно хладнокровия и изворотливости.

Однажды в Твери гостила графиня Браницкая со своими дочерьми. В разговоре с ней Екатерина Павловна пожаловалась на то, как много денег требуется на содержание лошадей и необходимых на конюшнях слуг. Графиня Браницкая спросила: «А сколько лошадей и соответствующей обслуги Вы имеете?» Великая княгиня отвечала: «Около сотни людей и около восьмидесяти лошадей». Графиня Браницкая: «Но как может Ваше Высочество иметь так мало прислуги, если я, Ваша подданная, содержу примерно три сотни придворных и столько же лошадей?» Великая княгиня: «Но зачем Вам такое количество прислуги и лошадей?» Графиня Браницкая: «Поскольку я — графиня и крупная землевладелица, в течение всего года они бывают нужны мне не так часто, но если потребуется, мне не нужно будет одалживать их у соседей». На том разговор, казалось, и закончился, но вдруг Екатерина спросила, обращаясь к Геттунсу: «Вы тоже получаете письма из Петербурга?» — «Я сказал, что, хоть и получаю иногда, но из-за недостатка времени не успеваю на них отвечать». На это она заметила: «Вы поступаете правильно. Петербургские франты не умеют ничего другого, как только наряжаться и прогуливаться со своими тросточками по улицам» {47} 47 Там же. . Больше графиня Браницкая так и не удостоилась внимания со стороны Екатерины Павловны, так как та вела себя заносчиво и не проявила необходимого уважения к хозяйке. Впасть в немилость у великой княгини было довольно легко. Даже услужливый Геттунс был вынужден покинуть Тверь, поскольку на протяжении всего времени не продемонстрировал достаточного лакейской угодливости, причем не по отношению к своему начальнику, принцу Георгу, а по отношению к его супруге.