Детлеф Йена - Екатерина Павловна, великая княжна

Через неделю после бала князь умер. А в ночь накануне Нового года дворец Разумовского сгорел. Благодаря активному ходатайству Екатерины Павловны Александр I великодушно возместил Разумовскому ущерб, нанесенный пожаром, и разрешил построить новый за счет императора. В 1815 г. Екатерина затеяла вместе с бароном фон Штейном очередную интригу: согласно ее плану Андрей Кириллович Разумовский должен был стать канцлером и обеспечить поддержку вынашиваемым фон Штейном планам по преобразованию Германии. Планы эти не осуществились.

Конечно же, на конгрессе Екатерина Павловна просто купалась в лучах славы своего августейшего брата. Их взаимопонимание казалось неизменным, хотя чувства друг к другу были уже не столь яркими, как в былые времена. Стремление княгини повлиять на духовные воззрения Александра, попытка привязать его к себе с помощью незыблемых ценностей самодержавного консерватизма не увенчались успехом. Когда в Вене речь заходила о волновавших Александра религиозных вопросах, он гораздо охотнее прислушивался к словам Роксаны, супруги графа Эделинга, нежели к мнению собственной сестры.

Екатерина Павловна нужна была Александру I для того, чтобы представлять императорский двор и вести интриги для защиты его интересов. Очень важно было также принять активное участие в ярмарке невест и выгодно выдать княгиню замуж. В течение нескольких недель всем — и самой Екатерине тоже — стало ясно, что вдова принца Ольденбургского принадлежит к числу тех принцесс, которые выставлены «для продажи» и могут быть использованы в тех или иных политических целях. С горечью Екатерина Павловна вынуждена была признать, что справиться с Меттернихом ей не удалось. Русско-австрийские противоречия в польских делах не позволяли форсировать рассмотрение вопроса о ее браке с эрцгерцогом Карлом. Многочисленные негативные оценки, данные Екатерине Павловне на Венском конгрессе, были свидетельством сильных антирусских настроений и настойчивого стремления дискредитировать российского императора в глазах общественности. А само поведение Екатерины, как и некогда в Лондоне, давало для этого достаточно поводов. Фатальная комбинация противоречивых внешнеполитических интересов и личных промахов отразилась в весьма тенденциозных досье, составленных в тайной канцелярии Венского двора: «Ольденбургская принцесса — это дьявол иного рода, нежели император. В этой семье ни у кого нет сердца. На ее стороне в России и общественное мнение, и армия, без нее император Александр никогда не перешел бы через Рейн. Она еще сыграет с императором злую шутку. Армия и люди зависят от нее, и если будет допущена ошибка, она сядет на русский трон…» {148} 148 La Garde, Gemälde des Wiener Kongresses 1814–1815, s. 208. .

Подобные смелые утверждения нуждались в весомых доказательствах. Но распространив слух, можно было многого добиться, сформировать общественное мнение. Неблагоприятные отзывы о Екатерине Павловне были связаны не только с русско-австрийскими разногласиями в польском вопросе, но в гораздо большей степени — с внутренними германскими проблемами. Не без влияния барона фон Штейна в Вене стали распространяться весьма спорные в политическом отношении слухи о том, что талантливый полководец Вильгельм Вюртембергский встанет однажды во главе объединенной Германской империи. Насколько такая возможность осуществима — об этом особенно не задумывались. А фон Штейн не жалел ни сил, ни времени для пропаганды своей идеи, хотя весь предшествующий исторический опыт говорил не в пользу конституционного, централизованного германского государства. В своих политических планах (теперь он мечтал о федеральной системе) барон по-прежнему возлагал большие надежды на континентальную мощь Российской империи, не принимая во внимание всех изменений, произошедших в ее политике после победы над Наполеоном.

Итак, вплоть до 1815 г. русская дипломатия, руководствуясь политическими соображениями, открыто выступала за брак Екатерины с австрийским эрцгерцогом Карлом. Во всяком случае такое впечатление складывалось в общественном сознании. И лишь постепенно Романовы стали все больше склоняться в пользу брака княгини с Вильгельмом Вюртембергским. Сообщение Елизаветы Штегеман своему супругу от 9 ноября 1814 г., в котором говорилось, что уже по меньшей мере две недели, как всем стало известно, что Екатерина и Вильгельм любят друг друга, не отражало реального положения дел. Даже фон Штейн не знал всех истинных мотивов происходящего. 9 ноября 1814 г. он записал в своем дневнике: «Бракосочетание кронпринца Вюртембергского с великой княгиней Екатериной — дело решенное, одобрение императрицы-матери благодаря посредничеству императора уже получено. Кронпринцу, завоевавшему ее расположение в Лондоне, она пожертвовала свой союз с эрцгерцогом Карлом и свое положение в России» {149} 149 Stein, Freiherr vom, Briefe und amtliche Schriften, Bd. 5, s. 188. . Связь влюбленных для всех должна была пока оставаться в тайне, но своим поведением они выдали себя с головой. 17 ноября все венское общество уже заговорило о том, что Вильгельм и Екатерина вскоре поженятся.

Лишь шпионы Меттерниха точно знали, что происходит на самом деле. Еще 31 августа 1814 г. королевский суд Вюртемберга объявил брак Вильгельма с Шарлоттой Баварской расторгнутым. Официальное сообщение гласило, «что между упомянутыми высокими персонами (Вильгельмом и Шарлоттой. — Примеч. авт.) не существует более брака, поэтому заключенный Вышеупомянутыми 8 июня 1808 г. брачный союз вследствие неудовлетворения ими в нем своих существенных требований, объявляется расторгнутым и прекращенным, и обе Высокие стороны получают разрешение в соответствии с законами Высочайшего королевского дома и своим вероисповеданием заключить повторный брак» {150} 150 Grauer, Wilhelm I. König von Württemberg, s. 467. .

Мария Федоровна тоже давно знала об всем. Еще до аннулирования первого брака Вильгельма она написала своему брату Фридриху I Вюртембергскому, что была бы очень рада союзу кронпринца с Екатериной. Но она выдвинула два важных условия: свадьба не должна состояться ранее весны 1815 г., и нужно, чтобы Папа Римский тоже объявил прежний брак Вильгельма недействительным. Мария Федоровна всегда подчеркивала, что главное для нее — счастье детей, однако никто не должен был напоминать ей о разводе Вильгельма. «Славное имя» не должно быть запятнано прошлым подобного рода. Прекрасная видимость должна быть сохранена. То, что королевский суд объявил брак недействительным, имело большое значение: перед законом Вильгельм уже не был женат, но теперь и Римская курия должна была окончательно урегулировать все формальности. Кроме этого, Мария Федоровна требовала немедленного возвращения Екатерины Павловны на родину. То, что вдовствующая княгиня появлялась повсюду в Вене вместе с Вильгельмом, с которым она якобы была уже обручена, нарушало все общепринятые моральные нормы. Повсюду мораль — и здесь, и там. Но конгресс слишком привлекал Екатерину, и сама она все еще не хотела окончательно отказываться от возможности брака с Карлом. А Александр I, зная о письме матери и одобряя все ее требования, не предпринимал ничего, чтобы заставить сестру уехать из Вены. Так что Екатерина Павловна не сделала и шага, чтобы выполнить материнскую волю. Любовные приключения казались ей гораздо важнее. К тому же красноречивый барон фон Штейн так решительно отстаивал российские интересы и с такой уверенностью называл Вильгельма возможным кандидатом на пост германского кайзера, что княгиня решила: нужно проявлять осторожность и соединять приятное с полезным, тогда можно получить шанс править в Вюртемберге или даже в Германской империи. Главное — запастись терпением, выжидать и держать в руках как можно больше нитей. А сделать это можно было лишь в том случае, если не покидать арену, на которой разворачивались все важнейшие события.