Детлеф Йена - Екатерина Павловна, великая княжна

Счастливый случай свел в Висбадене Екатерину с Гёте, о котором ей так восторженно рассказывала Мария и с которым она сама уже встречалась в Теплице летом 1813 г. Умный, гениальный Гёте! С ним можно было обсудить все прошедшие события, насладиться его просвещенными, открытыми всему миру взглядами и затем использовать в своих целях. Во время длительного путешествия по Европе Екатерина Павловна всегда интересовалась вопросами социальной политики, литературы и искусства, науки и религии. Однако ничему конкретному она предпочтения не отдавала. Вот Мария в Веймаре, та любила музыку и много занималась ею. Мария Павловна старалась встречаться с Гёте как можно чаще. Она говорила с ним обо всех волнующих ее проблемах искусства, об античности или других периодах в истории искусства, о современной литературе. Екатерина тоже заполняла свой досуг в Твери занятиями музыкой и поэзией. Но теперь, во время поездки, она была занята в основном политическими проблемами и своими разнообразными брачными проектами.

Екатерину Павловну можно было считать одним из идейных вдохновителей консервативного московского дворянства. В основе ее политического мировоззрения лежала мысль о великой исторической миссии самодержавной России. Консервативные идеи могли, пожалуй, в 1815 г. найти у великого Гёте полное понимание. С тех пор как Мария Павловна поселилась в Веймаре, Гёте сблизился с семьей Романовых, а летом 1813 г. ему представилась прекрасная возможность сравнить друг с другом обеих сестер. К Екатерине Павловне великий писатель, видимо, сразу почувствовал некоторую антипатию. Он, конечно же, воздерживался от язвительных оценок, чего вообще никогда не позволял себе по отношению к высокопоставленным лицам. В ноябре 1813 г. Гёте отправил курьера к Екатерине с поручением «лично убедиться в достоинствах дамы, которые невозможно объяснить ни устно, ни письменно» {157} 157 Elias, Bemerkungen zur Biographie Königin Katharinas von Württemberg, s. 608. .Туманный смысл этих слов прояснился позже, когда поэт написал: «Обе сестры похожи друг на друга, как близнецы, и вместе образуют прекрасную пару. Но эту (Екатерину) я знаю слишком плохо, чтобы сравнивать с нашей, которая мне хорошо знакома» {158} 158 Там же, с. 599. . В осторожных, дипломатически корректных выражениях чувствуется некоторая внутренняя дистанция. На самом деле благодаря общению с Марией в Веймаре Гёте был прекрасно информирован обо всех взаимоотношениях в императорской семье в Санкт-Петербурге.

И вот в августе 1815 г. произошла новая встреча, на этот раз в Висбадене. Екатерина Павловна пригласила Гёте на ужин. Писатель не оставил никаких комментариев об этом свидании, лишь просто констатировал сам его факт. Зато своему другу, знатоку искусства Сульпицию Буассере он язвительно заметил, что между поэтами, деятелями искусства и власть имущими не видит ничего общего. А Буассере сравнил это весьма неопределенное выражение «власть имущие» с водой, которая может принимать самые разнообразные формы, но которой нельзя доверять, потому что она все равно остается всего лишь водой. Гёте возразил, что не стоит слишком мрачно относиться к сильным мира сего, их следует рассматривать просто как стихийные силы природы. За этими философскими рассуждениями скрывалось сильное раздражение. Месяц спустя, в октябре 1815 г. Гёте вновь заговорил с Буассере о своей встрече с Екатериной Павловной, но и на этот раз ограничился скупым замечанием, что эта дама сильно отличается от Марии Павловны, она слишком политизирована, в чем он усматривал корень всех ее проблем.

Гёте остерегался назвать подлинные причины своей антипатии к княгине. На самом деле Екатерина задела мастера своим утверждением, что не имеет к искусству вообще никакого интереса, что из всех видов искусств она признает только архитектуру, поскольку большинству людей архитектура предоставляет кров и хлеб, а монархам позволяет поражать всех своим блеском и роскошью. Гёте в душе ужаснулся подобной простоте и ограниченности суждений. Но он сохранял благородную снисходительность по отношению к даме из российской императорской семьи, которая, очевидно, была жертвой собственной несчастливой судьбы. Позднее Гёте рассказывал интересную историю, связанную с Екатериной, почти анекдот: «Она была умна, но ум заводил ее в высказываниях слишком далеко. Так, в Веймаре, в библиотеке, когда библиотекарь показывал княгине малабарские документы [20] Малабарский берег — западное побережье полуострова Индостан. и на ее требование рассказать об их содержании, ответил, что не может этого сделать, поскольку не знает языка, она воскликнула: «Библиотекарь, а не понимает по-малабарски!» Как будто бы библиотекарь, — замечал Гёте, — должен знать все языки в мире». Когда знакомый с этим анекдотом советник юстиции Иоганн Себастьян Грюнер из Эгера, постоянный и любимый собеседник Гёте, посетил в 1825 г. библиотеку в Веймаре, он, смеясь, предупредил писателя: «Только не требуйте от меня ничего невозможного, как это делала здесь умная ольденбургская принцесса» {159} 159 Там же, с. 599. . В 1825 г. Екатерины Павловны уже не было в живых, и Гёте мог свободно рассказывать этот анекдот, с улыбкой вспоминая о княгине, которая когда-то так его возмущала и чья сестра, живущая в Веймаре, все это время доказывала, что Романовы тоже знают толк в поэзии и искусстве.

Если верить наблюдениям Гёте, и для Екатерины встреча с ним в Висбадене осталась незначительным эпизодом. Княгиня встретилась с великим поэтом, мило поболтала с ним и вернулась к своим повседневным заботам. Во второй половине 1815 г. дела и мысли ольденбургской принцессы были весьма далеки от того, за что она могла бы удостоиться комплимента великого Гёте. Хотя сама молодая женщина могла бы многому у него поучиться, как это всегда делала ее сестра Мария.

После разгрома армии Наполеона при Ватерлоо его победители, герцог Веллингтон и генерал Блюхер, получивший прозвище «маршал Вперед», триумфально вступили в Париж. Слава русских войск и Александра I как «ангела-спасителя Европы» несколько померкла. Российские политики и дипломаты на заключительном этапе работы конгресса в Вене должны были приложить все силы, чтобы не потерять завоеваний весны 1814 г. Но опасность исходила не только из лагеря Австрии или Пруссии. Сам Александр I все больше погружался в давно преследовавшие его религиозно-мистические видения, учение о спасении госпожи Крюденер на некоторое время целиком завладело им. Император почти полностью отказался от участия в реальной политике, за исключением работы над витиеватыми формулировками документа под названием «Священный союз», подписанного в Вене в сентябре 1815 г. Лишь благодаря искусству Меттерниха «Священный союз» получил некоторую практическую основу и мог даже послужить на благо Европе.