Марк Лебуше - Бах

Добрый князь Леопольд охотно отпустил Баха, сохранив за ним официальное звание капельмейстера кётенского двора.

В мае Баху сообщили о назначении в Лейпциг, и он должен был подписать приложение к контракту, в котором его обязанности были сформулированы в четырнадцати пунктах. Не будем перечислять их все, но кантора загоняли в весьма жёсткие рамки. Как он напишет позже своему другу Георгу Эрдману, перейти от положения капельмейстера к положению кантора — дело непростое. И над ним теперь столько начальников: городской совет, надзирающий за школой, ректор этой школы и церковная консистория (в том, что касается богослужений). В перспективе — множество конфликтных ситуаций. К этому надо добавить обучение мальчиков-интернов ( alumni) и экстернов, за которыми надо как следует присматривать, обучать их пению и игре на музыкальных инструментах, а также тщательно отбирать новичков.

«Я буду обращаться с мальчиками дружелюбно и заботливо, но в случае непослушания накажу их с умеренностью и сообщу, кому следует», — пообещал Бах.

Наконец, он обязался прилагать все усилия для исполнения музыки в двух главных городских церквях — Святого Фомы и Святого Николая. В действительности же поле его деятельности было гораздо шире, поскольку в него входили также церковь Святого Петра и Новая церковь. В седьмом пункте уточняется, что стиль его произведений должен соответствовать церковным канонам:

«Чтобы споспешествовать поддержанию доброго порядка в этих церквях, я позабочусь о том, чтобы музыка не звучала слишком долго и чтобы по природе своей была не такой, будто вышла из театра, а побуждала слушателей к благочестию».

Новому кантору оставалось только переехать в Лейпциг вместе с семьёй.

Вот уж удивились дети Баха! После улочек крошечного Кётена Катарина Доротея, Вильгельм Фридеман, Карл Филипп Эмануэль и Иоганн Готфрид Бернгард увидели Лейпциг. Младшая, Кристиана София Генриетта, уснула на руках у матери. Хотя они и устали от долгого пути в тряской колымаге, но смотрят во все глаза на совершенно новый мир. Когда назначение их отца было подтверждено, они приехали сюда 22 мая 1723 года вместе с родителями, в двух каретах, о чём говорится в местной газете «Лейпцигский вестник»:

«В воскресенье в полдень из Кётена прибыли четыре экипажа с мебелью, принадлежащей капельмейстеру оного двора, призванного в Лейпциг в качестве кантора; около двух часов пополудни он приехал сам вместе с семьёй в двух каретах и поселился в заново отделанных апартаментах при школе Святого Фомы».

Если на Кётен современники Баха смотрели с презрением как на маленькое захудалое княжество, даже несмотря на просвещённого правителя (некоторые даже прозвали город « Kuh Cöthen» — «Коровий Кётен»), то Лейпциг — совсем другое дело. Его население, составлявшее 25–30 тысяч человек, жило в самой гуще событий, на пересечении viaimperiau viaregi [26] Имперских и королевских дорог (лат.). . Статуя Меркурия, крылатого бога торговли, на углу роскошного дома Романуса, воплощала собой дух этого города. Он славился своей торговой деятельностью, ярмарками, проводившимися три раза в год, в особенности книжной ярмаркой, открывавшейся ежегодно в Михайлов день. Бах, читавший богословские книги, не раз там появлялся и кое-что приобретал. Принимая у себя книжные ярмарки, как современный Франкфурт-на-Майне, Лейпциг заявил о себе как город книгопечатания, особенно когда там появилось издательство Брейткопфа и Гертеля, основанное в 1719 году. Это был ещё и крупный интеллектуальный центр, прославленный выдающимися литераторами и, конечно, престижным университетом. Богатый и оживлённый город. Город, приверженный к ортодоксальному лютеранству и далёкий от пиетистских тенденций Галле, хотя тот и был совсем рядом.

Но пока маленькая компания, выбравшаяся из кареты и сыплющая вопросами, поражена не этим, а фонарями вдоль улиц, которые уже нынче вечером станут светить в темноте. Да будет свет! Лейпциг многое перенял у Франции, так что его даже будут называть «маленьким Парижем». Понемногу город предстанет перед ними во всей своей многоликости, с колокольнями церквей Святого Фомы, Святого Павла, Святого Петра, Святого Николая и Новой церкви, с просторными площадями, высокими многоэтажными домами, как, например, дом Апеля или кафе Циммермана, о котором мы ещё поговорим. Да, семья Бах, бесспорно, попала в другой мир.

Анна Магдалена молчит. Ей не терпится увидеть служебную квартиру кантора, где она проведёт большую часть своей жизни. Просторное здание школы Святого Фомы состоит из нескольких этажей, и квартира, расположенная в южном крыле, занимает целых два этажа. Довольно большая (шесть комнат), она только что была заново отделана за счёт нанимателя, чтобы семья сразу могла там поселиться. Конечно, есть недочёты: вход отдельный, но кухню и отхожее место надо будет делить с ректором Эрнести и его семьёй. Будем надеяться, что всё пойдёт хорошо и вынужденное сосуществование будет окружено атмосферой взаимного уважения.

Так всегда бывает при переездах: когда уляжется эйфория, наступает момент разочарования. Анна Магдалена не без грусти вспоминает о материальном достатке в Кётене и о маленьком дворе. Здешняя школа выглядит грязновато. Отбросы на улице, зловоние, неумолкающий шум…

Иоганн Себастьян, возможно, тоже переживал. И ещё на него нахлынули воспоминания. Это мрачное учебное заведение, хилые малыши, которых ему придётся заставлять петь, крики в спальнях и запах пригорелого жира не могли не напомнить ему унылые годы в Люнебурге, где он жил и учился вдали от семьи. По счастью, в квартире, где он поселился с Анной Магдаленой, ему отведена комната для работы — целая комната для него одного… Конечно, это не какой-нибудь закуток, но сквозь тонкую стенку слышно всё, что происходит в соседнем классе, как он скоро убедится. Школа не блещет дисциплиной, и добрый ректор Эрнести не пользуется авторитетом. Однако именно здесь Иоганн Себастьян должен писать и сочинять, рассчитывая на свою способность отрешиться от реальности. Унестись далеко, высоко, не слышать низменный шум и гам, чтобы родилось горнее многоголосие.

Тем временем Иоганн Себастьян превратился в «господина кантора», и этот ярлык прилипнет к нему надолго, если не навсегда. В самом деле, сегодня мы представляем его этаким чопорным профессором, рано состарившимся человеком в строгом парике, с грубоватыми чертами лица. Однако, как мы уже сказали, место кантора — не самое престижное из тех, что он занимал, к тому же он ещё исполняет обязанности музыкального руководителя. На Баха сразу же свалилось множество забот.