Марк Лебуше - Бах

У нас есть берлинская рукопись, датированная 24 марта 1721 года, с собственноручным посвящением Иоганна Себастьяна Баха маркграфу Бранденбургскому. Жан Пьер Гривуа, кстати, вообразил себе встречу Баха и маркграфа во время поездки в Карлсбад, что не является невероятным: курортные города, как мы уже сказали, были местом общения и совместного времяпрепровождения. Посвящение написано по-французски, как тогда было принято при берлинском дворе (Бах воспользовался услугами переводчика), и для современного читателя выглядит чересчур почтительным, поскольку выдержано в тогдашнем стиле:

«Шесть концертов для различных инструментов, посвящённые Его Королевскому Высочеству монсеньору Христиану Людвигу, маркграфу Бранденбургскому и прочая, и прочая, его смиреннейшим и покорнейшим слугой Иоганном Себастьяном Бахом, капельмейстером Его Светлейшего Высочества Владетельного князя Ангальт-Кётенского.

Его королевскому высочеству,

Монсеньору Христиану Людвигу,

маркграфу Бранденбургскому и проч.

Монсеньор, вот уже два года прошло с тех пор, как я имел счастье выступать перед Вашим королевским высочеством; теперь же, исполняя Ваше повеление, а также заметив, что мои маленькие музыкальные таланты, которыми наградило меня небо, доставляют Вам некоторое удовольствие, и так как, отпуская меня, Ваше королевское высочество оказали мне честь, приказав прислать Вам несколько пьес моего сочинения, — то в соответствии с этим милостивым повелением я взял на себя смелость выполнить мой всепокорнейший долг Вашему королевскому высочеству, посылая эти концерты, сочинённые для многих инструментов. Покорнейше прошу Вас не судить их несовершенство со строгостью музыкального вкуса, тонкого и деликатного, которым, как всем известно, Вы обладаете, но благосклонно принять во внимание глубокое уважение и смиренную покорность, которые я стараюсь тем самым изъявить Вам. Наконец, монсеньор, покорнейше умоляю Ваше королевское высочество милостиво продолжать оказываемые мне благодеяния и быть уверенным, что для меня нет большей радости, как быть Вам полезным в случаях, более достойных Вашего высочества.

Остаюсь с неизменным усердием, монсеньор,

Вашего королевского высочества смиреннейший и покорнейший слуга

Бах не написал это произведение в один присест и многое почерпнул из своих прежних сочинений. Некоторые концерты, возможно, относятся к веймарскому периоду. Не надо видеть в этом своего рода плагиат, упрощение задачи или недостаток вдохновения. Скорее, это постепенное упорядочивание, возможность для композитора переделать своё произведение, так художник вновь ставит на мольберт картину, пылившуюся в мастерской.

Остановимся на Пятом концерте, наверное, самом знаменитом, о достоинствах которого музыковеды могут рассуждать бесконечно. Этимология слова «концерт» восходит к латинскому concerto — состязаюсь; здесь это безжалостная битва, оканчивающаяся победой клавесина. Инструмент, которому столь часто выпадает роль аккомпаниатора и непрерывного баса (генерал-баса), выходит на первый план: своим «Пятым Бранденбургским концертом» и каденцией клавесина Бах просто-напросто изобрёл первый в истории большой концерт для клавишного инструмента, проложив путь Моцарту, Бетховену, Листу, Чайковскому и Рахманинову… Это уже не переложение произведений для скрипки. Однако в то время нашлись сварливые критики, считавшие, что клавесину отведено чрезмерно важное место. А он просто стал солистом, был повышен до ранга примадонны, прежде чем уступить впоследствии своё место роялю…

Ещё один аспект этого концерта — невероятная виртуозность исполнителя, одновременно быстрота и гибкость — качества, которыми Бах обладал, играя не только на скрипке или органе. Но почему вдруг возникает впечатление, что это произведение не сводится единственно к инструментальному исполнению, что оно обитаемо? Почему за безудержным ритмом первых тактов возникает ощущение падения в пропасть, погружения в тёмную бездну? Из этой нисходящей хроматической гаммы, стремительного падения во мрак, откуда клавесин, кажется, не поднимется никогда… Если кто-то видел в «Чаконе» из «Партиты для скрипки» номер 2 BWV1004 посвящение Баха своей жене Марии Барбаре, как не различить в этом стремлении в бездну отчаяние, вызванное утратой дорогого человека? Мы напрягаем слух, дыхание наше учащается, всё наше внимание поглощено нанизывающимися друг за другом нотами… И вдруг — свет в конце туннеля! Поворот назад, лёгкий, ступенчатый, — и вот уже восходящая хроматическая гамма упорно пробивает себе дорогу наверх. А если возможно выбраться из пропасти, вернуться из Преисподней, снова увидеть свет? Сочиняя такую каденцию для клавесина, автор не только создаёт модернистское музыкальное произведение, но и преподносит великий урок надежды. В бездне нет ничего безвозвратного…

Преподнося урок надежды, Бах не был бы Бахом, если бы не дополнил его насмешкой в адрес маркграфа Бранденбургского: посвящённые ему концерты, виртуозные произведения, не могли быть исполнены маленьким частным оркестром этого аристократа, в распоряжении которого было всего шесть музыкантов. Как не увидеть в почтительном посвящении иронию композитора по отношению к более могущественному лицу, чем он сам?

Весной 1721 года Иоганн Себастьян вернулся домой раньше обычного. Прилежно усадил Фриде за клавесин на долгий урок, держа другого сына на коленях. А потом дети развлекались тем, что играли кто во что горазд на разных музыкальных инструментах, производя неописуемый шум, так что ближайшие соседи даже выразили своё недовольство. Они уже привыкли к музыке, но тут уж Бахи хватили через край… Время идёт, уже поздно, пора подумать об ужине; Фриделена тоже просит их угомониться. Вновь став серьёзным, отец семейства читает общую молитву, все садятся за стол.

Когда детей уложили спать, Иоганн Себастьян устроился у печки настраивать виолу да гамба, которую передал ему один из приятелей-мастеров.

— У тебя озабоченный вид, Иоганн Себастьян, — робко заговорила с ним Фриделена.

Он помолчал, потом ответил:

— Ты знаешь лучше любого другого, как мне не хватает нашей Марии Барбары. Да, я озабочен, печален, и ты сильно устаёшь по вечерам. Четверо детей, хозяйство…

— Я тоже тоскую по сестре… Но нельзя замыкаться в своём горе. Ты продолжаешь играть, сочинять, удивлять всех нас…

— И всё-таки я очень одинок и порой несчастен! Всё думаю об этом деле в Гамбурге, когда в конце концов выбрали бездаря только потому, что он богат! При чём здесь музыка? Эти господа из общины Тела Христова думают, что мы питаемся святым духом? Что с нас надо драть деньги за то, чтобы позволить нам работать?