Марк Лебуше - Бах

А как будет на этот раз? «Славь свою участь, благая Саксония» («Preise dein Gliick, gesegnetes Sachsen») — так называется кантата, которую готовит Иоганн Себастьян и которая обещает быть грандиозной. Привлекут больше шестисот студентов — нести факелы, Collegium тоже будет там. По сути, это выйдет Abendmusik под открытым небом. В девять вечера кортеж тронется в путь по улицам Лейпцига, пройдёт по Катариненштрассе и направится к резиденции правителей. Тогда вступят трубы и литавры — в унисон с оркестром при ратуше. Гостям вручат текст кантаты, и они, стоя у окна в доме Аппеля, богатого городского купца, будут почтительно слушать её. Правитель, его супруга и принц милостиво примут знаки почитания… Лишь бы им понравилась кантата.

Вернёмся на минуту с улицы в дом. Кофе пьют не только в заведении доброго господина Циммермана! В описи имущества, оставшегося по смерти Баха, наряду с богословскими книгами, музыкальными инструментами и одеждой содержится подробный перечень серебряной посуды, в том числе большая и малая турки, сахарница с ложечкой. А ещё оловянные кубки, а среди медной посуды — турка, ещё одна, поменьше, и совсем маленькая, а также блюдо — тоже для кофе. Это значит, что в частных домах кофе занимал большое место наряду с пивом и вином. Разноразмерная посуда говорит о большом его потреблении. Возможно, под конец трапезы один из младших детей Иоганна Себастьяна вскарабкался к нему на колени, чтобы выклянчить себе кусочек сахару, смоченного в кофе, или попить из самой маленькой чашки… Кто знает, может быть, композитор, как некоторые писатели или художники, подкреплял свои силы чёрным напитком.

Европа была без ума от кофе. После осады Вены в 1683 году турки, уходя, бросили внушительное количество кофейных зёрен, поспособствовав широкому распространению этого напитка. Он вошёл в моду повсюду, в частности у женщин, и породил сатиры и пламенные споры между сторонниками и яростными хулителями кофе. Карло Гольдони напишет об этом пьесу, а Бах — одну из самых красивых своих светских кантат. К сожалению, эти его произведения слушают не столь часто, как «Бранденбургские концерты» или даже «Голвдберговские вариации». А ведь они просто источают радость и здоровье. В них живёт Бах — человек из плоти и крови, часть этого мира. Он опять объединился с Пикандером, чтобы набросать занятную сценку, в которой нет аллегорий и богов, это повседневная жизнь семьи, представленная с добродушным лукавством.

Разве не видно, что «Кофейная кантата» («Schweigt stille, plaudert nicht» — «Будьте тихи, не разговаривайте») — просто опера в миниатюре? Она начинается на манер комедии Шекспира: на сцену выходит рассказчик, чтобы просить любезное собрание умолкнуть. И начинает рассказ об отце семейства, господине Шлендриане («господине Зануде»), которому, как и всем родителям в мире, доставляет много забот его дочь Лизхен. Но за что укоряет ворчливый папаша дщерь свою? За чрезмерное пристрастие к кофе, неистребимую привязанность к разорительному наркотику, который просто сводит Лизхен с ума! Ни угрозы, ни упрёки на неё не действуют… И действительно, девушка говорит о своей непреодолимой страсти к чёрному напитку в блестящей арии: «Как сладок вкус кофе! Нежнее, чем тысяча поцелуев, слаще, чем мускатное вино!» Разве можно противиться столь чувственному и сладостному удовольствию?

И что же, по-вашему, тогда делает несчастный Шлендриан? Он прибегает к последнему средству, грозит никогда не отдать дочь замуж. Новая жалоба, новая ария, не менее томная и, конечно, ещё более чувственная, в которой Лизхен пускает в ход все свои чары, требуя у отца мужа. Скажем прямо — мужчину в свою постель. «Ach, ein Mann, achein Mann…» — поёт она бесстыдно, демонстративно вздыхая. Но хитрюга настаивает, чтобы в брачном договоре муж не имел права запретить ей пить кофе. Лизхен берёт верх над своим отцом. Молодость торжествует над косностью.

Заключительное трио — совершенная оперная ария. Это не просто мораль, в нём высмеивается кофейное безумие, охватившее всё общество, особенно женщин — всех возрастов:

Баха много раз воображали поющим эту сцену с одной из своих дочерей. Пусть он кантор и великий музыкант, редкий отец семейства пользуется полнейшим авторитетом в своей семье. Возможно, таков истинный урок этой семейной сценки.

Не менее знаменита написанная много позже «Крестьянская кантата» — «У нас новое начальство» («Мег hahn en neue Oberkeet»). Эту кантату Баху и его соавтору Пикандеру закажут по случаю вступления в должность в 1742 году камергера Карла Генриха фон Дискау (якобы отдалённого предка певца (баритон) и дирижёра Дитриха Фишер-Дискау, 1925–2012), которому пожаловали поместье Кляйн-Цшохер неподалёку от Лейпцига. Сие событие отпраздновали очень весело, с фейерверком и шуточной кантатой, предоставляющей слово крестьянам, прославляющим нового господина. Вот так: с тех пор как аристократы начали жить при дворе, покинув свои поместья, в музыку вернулись буколические мотивы, пастухи и пастушки, зачастую перенесённые из мифологии. Во Франции несколько лет спустя некто Жан Жак Руссо сочинит комическую оперу «Деревенский колдун», а королева Мария Антуанетта, которой была уготована трагическая судьба, будет развлекаться в своей «деревушке» при Версале среди домашней птицы и овечек.

В этой кантате тоже нет никаких богов. Для большей натуральности значительная часть либретто написана на саксонском диалекте, что придаёт тексту живость и терпкость. Два вполне реалистичных крестьянина разговаривают и задирают друг друга, без зазрения совести пристают к женщинам и обсуждают назначение нового хозяина, как обсуждают избрание нового мэра за барной стойкой с кружкой пива в руке. И тут, как в «Кофейной кантате», чувственность сочится из всех нот. Бас исполняет роль нахала, который грубовато заигрывает с красавицей Марион, местной крестьянкой:

Марион отвечает в том же духе, ничуть не смутившись:

Тон задан, и друг Пикандер не заморачивается глубоким смыслом своего либретто. Оно всё построено на весёлых прибаутках и насмешках без далеко идущих последствий. Если помещик получает хвалы от крестьян, радостно предающихся веселью, пьянству и любви, нельзя сказать того же о сборщике налогов, которого просят умерить свою ненасытность: