Константин Писаренко - Елизавета Петровна

Георг Андреас Штроус был взят ко двору принцессы в качестве музыканта 1 октября 1735 года, причем прежде чем зачислить иноземца в штат с окладом в 60 рублей и хлебным и дровяным рационами, назначили трехмесячный испытательный срок. Тем же путем попал в официальную платежную ведомость лекарь Андре Верре — помощник состоявшего при цесаревне лейб-медика Иоганна Германа (Жана Армана) Лестока. 1 июня 1736 года к новичку согласились присмотреться, 10 марта 1737-го поставили на шестидесятирублевое довольствие. Знаменитый метрдотель Елизаветы Петровны Иоганн Фридрих Фукс начинал карьеру в 1720 году кухмистром Меншикова, через три года перевелся к царскому двору мундкохом, с 1726 по 1733 год служил кухмистром у Елизаветы Петровны, Петра Алексеевича, Натальи Алексеевны, затем уехал в Польшу, а с 1 января 1735-го вновь приступил к обязанностям кухмистра «малого двора».

Игнатий Кириллович Полтавцев в 1732 году из певчих стал камердинером и помощником Чулкова, лакей Федор Иванович Печерин в 1735-м сделался мундшенком, Карл Ефимович Сиверс, тоже из лакеев, к 1737 году дослужился до кофишенков. Гоффурьерами принцессы уже в 1732 году значились Пимен Васильевич Лялин и Петр Иванович Гагин. (Между прочим, мифические фавориты Елизаветы Лялин, Чулков и Гагин были женаты.) Тут же обретался сын Алексея Шубина Иван — в пажах, а затем в камер-пажах. Никита Андреянович Возжинский, из семьи царского кучера, всю жизнь провел при дворе: в 1708 году, лет десяти, был пристроен мальчиком на побегушках ко двору Петра Великого, в 1724-м повышен до мундшенка императрицы Екатерины Алексеевны, с 1727-го состоял при цесаревне Елизавете, которая 2 января 1731 года произвела расторопного разносчика напитков и холодных закусок в завхозы, а по воцарении пожаловала в камергеры и сделала заведующим царской коллекцией драгоценностей и мастерской при ней.

Благословляли и наставляли Елизавету Петровну два духовных отца: до 1735 года — Константин Федорович Шаргородский, с весны 1736-го — Федор Яковлевич Дубянский, священник из малороссийского села Понурницы и зять предшественника.

В высшую мужскую свиту цесаревны входили камергеры Алексей Полозов, Яков Балк и камер-юнкеры братья Александр и Петр Шуваловы, Михаил Воронцов, Григорий Петрово-Соловово. Женская свита состояла из фрейлин Анны Скавронской, сестер Гендриковых — Агафьи (до брака с Г. А. Петрово-Соловово), Марии и Марфы, Мавры Шепелевой (до брака с П. И. Шуваловым) и нескольких камер-юнгфер, главной среди которых была Елизавета Ивановна Францен — не по должности, а по влиянию на госпожу. Именно ее спустя три десятилетия Н. И. Панин в шутку назвал «министром иностранных дел» Елизаветы Петровны. Родную сестру «министра» Марию Ивановну, в замужестве Крузе, зачислили в штат 5 октября 1736 года без какого-либо звания, зато с жалованьем в 50 рублей {18} 18 См.: РГАДА. Ф. 1239. On. 1. Д. 704. Л. 2 об. — З об.; Д. 874. Л. 12; Д. 876. Л. 24, 29 об., 48; Д. 877. Л. 5, 11 об., 33, 39, 92; Д. 878. Л. 2, 78; Д. 879. Л. 17 об.; Д. 880. Л. 2, 55; Д. 882. Л. 6 об.; Д. 883. Л. 1 об., 2; АВПРИ. Ф. 17. Оп. 17/1. Д. 56. Л. 1–1 об.; Архив князя Воронцова: В 40 кн. (далее — АКВ). Кн. 1. М., 1870. С. 19–22, 27; Писаренко К. А. Скаски елизаветинской России // РА. Вып. 15. М., 2007. С. 81, 82, 130, 131, 145; Агеева О. Г. Императорский двор России. 1700–1796 гг. М., 2008. С. 126, 127, 277. .

О центральном персонаже молодой компании Алексее Григорьевиче Разумовском от тех времен сведений совсем мало. Традиционно, со ссылкой на дневник малороссийского генерального подскарбия Я. Марковича, зафиксировавшего 6 января 1731 года проезд через украинский Глухов полковника Федора Степановича Вишневского, считается, что молодой казак Розум с хутора Лемешки тогда же попал ко двору Анны Иоанновны, чего автор записок не утверждает. Возможно, «черкасец» и ехал в обозе штаб-офицера, только до высочайшего двора так и не добрался. По крайней мере, его имя не фигурирует в списках певчих императрицы ни за апрель и декабрь 1731 года, ни за апрель 1733-го, ни в более поздних. Правда, там фигурирует «тенорист» Антон Григорьев, уволенный в феврале 1733 года. Но вряд ли клерки Придворной конторы допустили такую ошибку, к тому же не единожды.

Благодаря придворному штату цесаревны, датированному 20 апреля 1734 года, известно, что Разумовский («Алексей Григорьев») был недавно принят «басистом» в основной состав певчих (отнесен к тем, коим «учинены вновь оклады»). По возрасту (25 лет) он не соответствовал категории «малых певчих», но для «больших» получил оклад невысокий — 40 рублей. Очевидно, какое-то время до того (вряд ли больше года) он числился «закомплектным». Где же он обретался между весной 1731 года и весной 1733-го, если не при дворе? Вероятно, в одной из частных капелл. Точно не у царевны Прасковьи Ивановны. Задержался в доме у Вишневского? Угодил в особняк Левенвольде или к кому-то еще?.. {19} 19 См.: Маркович Я. А. Дневник генерального подскарбия Якова Марковича // Киевская старина (далее — КС). 1895. Т. 48. № 3. Приложение. С. 76; Старикова Л. М. Указ. соч. С. 352, 354, 356, 362, 363, 734, 735; Васильчиков А. А. Семейство Разумовских: В 5 т. Т. 1. СПб., 1880. С. 1, 3, 5.

Между прочим, с мая 1732 года по январь 1733-го в Санкт-Петербурге находился генеральный хорунжий Николай Ханенко. В ожидании резолюции по своему делу украинский гость сдружился с певчими Елизаветы Петровны. Часто приезжал к ним, к духовнику К. Ф. Шаргородскому. Они весело коротали вечерние часы в обществе слепого бандуриста Григория Михайловича Любистока, регента («уставщика») Ивана Петрова, а подчас и кого-то из братьев Шуваловых, «спевали» песни и напивались до упаду. Несколько раз хорунжий обедал с полковником Вишневским. Но за восемь месяцев пребывания на берегах Невы он Разумовского не заметил, а хлебосольный Федор Степанович за столом отчего-то ни разу не похвастался самородком с Черниговщины.

Когда казак преобразился в фавориты, остается гадать, но произошло это не ранее 1734 года и не позднее 1737-го. Судя по бумагам М. И. Воронцова, изданным П. И. Бартеневым, к концу 1737 года «милостивый государь А. Г.» уже похитил сердце хозяйки «хора честного вспевального», хотя по-прежнему занимал должность певчего. Явно не без помощи «хора» он, по сведениям Ханенко, пристрастился к «Ивашке Хмельницкому». Почему же цесаревна влюбилась в одного из своих пьяниц-басов? Не потому ли, что очень уж казак напоминал гренадера Шубина? Ведь в 1732 году ей пришлось пережить душевный кризис. И утешало цесаревну тогда разве что присутствие рядом одиннадцатилетнего Ивана Шубина, сына угнанного в Сибирь прапорщика, ставшего ее воспитанником. За год она немного оправилась, постепенно привыкла к потере, и вдруг судьба преподнесла ей странный сюрприз — знакомство с «копией» возлюбленного. А дальше не без колебаний и сомнений началось сближение…

К 1740 году союз казака и цесаревны оформился, как теперь говорят, в гражданский брак. Они делили печали и радости полуопального бытия, вместе подняли на ноги приемного сына. Своих детей, увы, не завели. Похоже, проблема была не в физиологии, а в политике: Елизавета Петровна готовилась возобновить борьбу за власть {20} 20 См.: Ханенко Н. Д. Дневник генерального хорунжего Николая Ханенко // КС. 1884. Т. 9. № 5. Приложение. С. 47; № 6. Приложение. С. 51–52, 60–63; № 8. Приложение. С. 65, 68–72, 75, 79, 80; № 9. Приложение. С. 82, 87, 90–92; АКВ. Кн. 1. С. 19–22, 80–86. .