Александр Дзасохов - Как много событий вмещает жизнь

Удивительно, но Горбачев, председательствовавший на пленуме, не пытался ввести дискуссию в конструктивное русло. Он нарочито подчеркивал свою толерантность и демократизм, предоставлял слово для выступления всем и по любому вопросу, лишь бы была передана соответствующая просьба в президиум. Участники пленума выступали в той очередности, в какой поступали их записки. Но это было нарушением регламента.

Я был убежден, что Генеральный секретарь имел возможность направлять ход заседания. Но он от этого отказывался. В результате на трибуну попала самая «шумная» часть членов ЦК, первых секретарей обкомов и крайкомов – Хабаровского, Томского, Луганского, ряда других. В пылу полемики прозвучало требование об отставке Горбачева с поста Генерального секретаря ЦК партии.

Едва ли можно было по большому счету упрекнуть молодых секретарей парторганизаций за их напористость – факты, которые они излагали, были достоверными, отражали обстановку на местах. Руководству партии следовало отнестись к ним более внимательно.

Но при этом следовало отметить: на пленуме выступали в основном те, кто был настроен критически. А более половины членов ЦК – представители творческой интеллигенции, крупные ученые, в том числе лауреаты Нобелевских и Ленинских премий, – не высказались. Поэтому сторонний наблюдатель мог не понять, каково же преобладающее настроение зала.

Кульминация произошла на второй день работы. В полдень я уехал с заседания, чтобы провести промежуточную пресс-конференцию о ходе пленума. Ближе ко второй половине дня, вместе с секретарями ЦК Фалиным и Гиренко и заведующим идеологическим отделом Дегтяревым вернулся в Кремль из пресс-центра гостиницы «Октябрьская», где мы отвечали на вопросы журналистов.

Поднимаясь по лестнице, услышал новость: якобы Горбачев только что подал в отставку с поста Генсека. Поспешил в зал, но там почти никого не оказалось: был объявлен незапланированный перерыв.

Мне удалось найти Горбачева в комнате за президиумом, где обычно собирались члены Политбюро. Туда уже пришли секретари ЦК, некоторые руководители территориальных партийных организаций. Чувствовалось общее напряжение и подавленность. Все молчали, обмениваясь вопросительными взглядами. Высказывался только Горбачев. Он был очень раздражен, повторял, что в условиях, как он выразился, «беспричинной и наглой критики» продолжать работу в партии не намерен.

Его начали уговаривать остаться. Я подключился к общему разговору. Наши аргументы сводились к тому, что интересы дела важнее обстоятельств, побуждающих Горбачева заявлять об отставке. В результате его удалось переубедить. Но это было только полдела. Конфликт выходил на поверхность, его надо было как-то разрешать.

В тот день появилось краткое, но категоричное заявление почти семидесяти членов ЦК, в котором говорилось, что они выйдут из состава Центрального Комитета, если Горбачев покинет пост Генерального секретаря.

Некоторые были настроены по отношению к Горбачеву непримиримо. Говорили, что Генсек отвернулся от партии, разъезжает по заграницам, никого не посвящает в свои дела, не общается даже с аппаратом ЦК КПСС. Были другие суждения и доводы.

Первый. Кто прямо сейчас способен заменить Горбачева, уйди он со своего поста? И станет ли такое развитие событий победой для партии?

Второй. Перестав быть Генсеком, Горбачев сможет действовать без оглядки на КПСС. Надо ли становиться невольными пособниками его перемещения на чисто государственное поле?

Третий. К тому времени Президент СССР был уже так широко известен в мире, пользовался столь большой популярностью, что любая попытка катапультировать его из КПСС могла бы драматично обернуться для самой партии.

Я не считал, что Горбачев сознательно ведет дело к развалу КПСС. Думаю, его цель заключалась в том, чтобы реформировать партию. Но по стечению обстоятельств и, возможно, из-за особенностей характера он не создал в самой КПСС массовую базу, на которую смог бы опереться.

О чем с тревогой постоянно говорили в секретариате ЦК в то время? «Он стал с нами меньше считаться». Когда началась работа над новым Союзным договором, Генсек вообще не обсуждал этот круг вопросов на Старой площади. Он как бы старался избегать КПСС. Очень эмоционально и, по сути, пророчески сказала тогда об этом член Политбюро Галина Семенова. «Горбачев рубит сук, на котором сидит. Кто ему поможет, если партия отвернется от него так же, как он отвернулся от партии?» Даже Семеновой, знающей Горбачева лично и испытывающей к нему глубокое уважение, были непонятны его поступки. Что уж было говорить о разгневанных руководителях областных партийных организаций?

Полемика на апрельском Пленуме не принесла позитивных плодов, практически не повлияла на позиции спорящих. И те и другие продолжали проводить избранную линию, не обращая внимания на самые веские доводы оппонентов. Поэтому вина за сильнейший разброд и неурегулированный кризис в партии ложится на обе стороны, даже при том, что вклад «главного дирижера» был решающим.

Во многом КПСС стала заложницей и жертвой организационных принципов своего построения. В течение десятилетий властные полномочия передавались по накатанной колее: парторганизации – съезд – Центральный Комитет – Политбюро – Генеральный секретарь. Мы имели дело с пирамидой, а она не может быть гибкой.

Разрыв между партийными верхами и низами в годы перестройки как минимум не уменьшился. На вершине – бурное кипение страстей; у основания – рядовой актив, все меньше понимающий происходящее наверху. Исключительная роль «первого лица» еще более усилилась. Генеральному секретарю так и не удалось, по его собственному выражению, «включить процесс снизу». Внутренняя противоречивость его позиции состояла, очевидно, в не осознанном до конца стремлении осуществлять привычную власть над безоговорочно пассивной, послушной партией, сочетая это с внешними демократическими институтами, рожденными перестройкой. Но если кому-то казалось, что бурные процессы критического обновления должны затронуть партию лишь в той мере, в какой это не подрывало авторитарные прерогативы верхов, то это было серьезнейшей ошибкой. Здесь лежала одна из основных причин половинчатости, непоследовательности, отставания назревших реформ. Пропасть между рожденной перестройкой политической свободой и стремлением сохранить административный стиль управления становилась все более угрожающей.

Создавать условия для развития внутрипартийных конфликтов было крайне опасно. Скажу откровенно, что после апрельского пленума я не упускал случая, чтобы сказать об этом Михаилу Сергеевичу. Впрочем, он и сам извлек уроки из происшедшего. Во всяком случае, обращал больше внимания на достижение согласия среди членов ЦК, более обдуманно относился к кажущимся незначительными, а в действительности очень важным мелочам.