Павел Павленский - О русском акционизме

ПАВЛЕНСКИЙ:По форме. Вы изъяли не весь дом.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:А вот вы не открывали нам так долго почему? Вот честно так? Жесткий диск был откручен. Мы пришли не в 6 утра. Дети-то не шокированы? А по вашему делу ваш адвокат говорил обо всех возможных перспективах?

СЛЕДОВАТЕЛЬ:Этот акт как искусство расценивать можете только вы, все остальные люди расценивают это как акт не-искусства, а как акт вандализма.

ПАВЛЕНСКИЙ:Об этом надо еще спросить этих остальных людей, есть много людей, много мнений.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:Я говорю про юристов. В уголовном деле три направления: либо дело прекращается, либо приостанавливается, либо направляется в суд. (Рисует схему, три стрелки.) Наказание — это не только когда в тюрьму сажают, в тюрьму сажают только вот за убийство, за изнасилование, разбои. В основном назначают наказания, не связанные с лишением свободы или условное наказание. Год лишения свободы на полгода условно. Полгода человек ходит, ничего с ним не случается, никуда он не попадает, не залетает, все — судимости никакой нет. Но в базах данных уже имеется вот такая галочка, что угу, был косяк.

Сейчас практика так гуманно развивается, что в суде прекращаются дела по нереабилитирующим основаниям. Суд признает, что имеется состав преступления, установлена причастность человека в совершении этого преступления, но уголовно-процессуальный закон позволяет прекратить уголовное дело без всяких судимостей, никаких правовых последствий для привлеченного к уголовной ответственности не возникает. Он может свободно выезжать за рубеж, для его детей никаких ограничений устанавливаться не будет. Был случай недавно: назначили на работу следователя, а проверили хреново, только потом выяснилось, что его отец был осужден за разбой. Его уволили. И это везде так во всех странах. Вот такой вариант наиболее приемлемый для всех сторон уголовного процесса. Это касаемо первого направления.

Второе: Уголовное дело приостанавливается, когда некого привлекать к ответственности. Третье: Прекращение уголовного дела. Расследовать нечего, например.

Первое направление занимает порядка 90% практики. А в следственном комитете почти 98%.

И по этому делу рано или поздно будут установлены лица, совершившие преступление, и дело будет направлено в суд. А там дальше будут доказывать.

ПАВЛЕНСКИЙ:Это понятно. Или прекращено за отсутствием состава и события преступления? Но если будет установлено, что это не является актом вандализма?

СЛЕДОВАТЕЛЬ:Тогда уголовное дело будет прекращено. Но если бы это не расценивали как акт вандализма, то оно и не возбуждалось бы.

ПАВЛЕНСКИЙ:Относительно акта вандализма и что этим является. То, чем является процесс политического искусства, это работа с разными инструментами, например СМИ, где-то это пропаганда, это влияние на человеческое мышление. Вандализм это или это произведение политического искусства, разговор идет вокруг этого. Там уже все сошлись на мнении, что это произведение искусства. Это контекстуализация, перенос контекста в информационном и символическом поле.

Мост, на котором я был сегодня, он не разрушен, не поврежден. И поэтому эта работа в символическом поле. То как это есть сейчас, это работа в символическом поле.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:То есть вы говорите, что в последующем, в будущем, будет такое движение. Люди будут заходить в Эрмитаж, в Зимний дворец, картины будут висеть там, Куинджи например, и ее брать и ножом так.

ПАВЛЕНСКИЙ:А вот такой уже есть прецедент, был такой акционист Александр Бренер. У него работа была, где он нарисовал зеленой краской на белом квадрате Малевича знак доллара. Бренер делал это из очень большого уважения к Малевичу, это одна из вершин русского искусства.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:Например, я прихожу через 5 лет, куда угодно, где у нас «Троица» есть? Рублева? Беру нож, и режу, и говорю что это искусство.

ПАВЛЕНСКИЙ:Я поясню, вы постоянно приводите пример конкретного физического разрушения, разрубленное, разрезанное, это акт разрушения. Восстановить уже это будет сложно. А я говорю о работе в символическом поле. Белый квадрат, белое в белом.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:Например, я пью очень много воды, иду в Третьяковку, достаю прибор, и как из брандспойта. Это акция?

ПАВЛЕНСКИЙ:Тот же Бренер, он обосрался перед картиной Ван Гога, это реально было. Это акция. Он выразил уважение, он буквализировал понятие обосраться. Но это уже история. Всегда стоит вопрос намерения. Он зачем это сделал?

СЛЕДОВАТЕЛЬ:Я говорю, что я в восхищении от «Троицы» Рублева, и я хочу, чтобы на этой картине часть меня осталась, я достаю и на картину ссу.

ПАВЛЕНСКИЙ:Тут нужно понимать контекст происходящего. Потому что, если это был бы акт политического искусства, тогда он должен исходить из политического контекста.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:Как, по-вашему, я осквернил или нет? Есть же определенные отношения складывающиеся, они регулируются уголовным законодательством, и у нас система права складывается таким образом, что нет прецедентного права, есть право законодательное. Где расписаны конкретные действия, за которые человек либо несет ответственность, либо не несет. Я бы за такие действия нес ответственность?

ПАВЛЕНСКИЙ:Я думаю, какой-то аппарат власти или определенный орган мог бы наложить ответственность. Но неизвестно, правильно ли поступает этот орган власти, рассматривая этот случай фрагментарно, в отрыве от контекста происходящего.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:Есть последствия, картина обоссана, она не испорчена.

ПАВЛЕНСКИЙ:Ну, а доллар зеленкой на картине Малевича, который был в авангарде и всю жизнь свою он боролся с любой коммерциализацией искусства и с теми, кто расписывал харчевни в то время. А что показал Бренер, что Малевич, против чего он боролся, да, он сам превратился в это, его система пожрала просто и превратила его в товар просто. Мы не живем в мире, плоскости Уголовного кодекса. Он просто является частью этого мира, так же как он является частью этого контекста.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:Но вы поймите, я и думаю, вы это понимаете, что некоторые вещи запрещены законом, не важно там, искусство это или не искусство. Нельзя подойти и обоссать картину Рублева, просто нельзя, понимаете. Нельзя разгрузить покрышки на Малом Конюшенном мосту, где приходят очень много тысяч людей сфотографироваться и замок повесить, нельзя разбросать покрышки и поджечь их. Преследуя или не преследуя какие-то свои цели. Это делать нельзя.

ПАВЛЕНСКИЙ:А я вот могу так сказать. Вот можно сказать — нельзя бить ребенка. А если ребенок хочет из окна выпрыгнуть или палец в розетку запихнуть? Вот такой банальный пример: ударить его в тот момент, когда он пихает пальцы в розетку, где его просто пришибет, убьет. И ты его бьешь по руке, ты делаешь то, что нельзя, но контекст происходящего подразумевает, что это необходимо сделать. Вот разница между тем, что нельзя. Или тупо: он пихает пальцы — нельзя бить ребенка, он пихает пальцы. Его убивает током, он лежит весь обугленный. Отлично. Нельзя так мыслить, я вот об этом. О контексте.