Павел Павленский - О русском акционизме

СЛЕДОВАТЕЛЬ:Протокол допроса свидетелей. У нас пока, к сожалению, Уголовно-процессуальный кодекс требует соблюдения протокольной формы.

Вот все то, что вы рассказываете, все это надо фиксировать на бумаге.

ПАВЛЕНСКИЙ:Фиксация…

СЛЕДОВАТЕЛЬ:Фиксация.

Я.

Мы должны установить истину.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:Здравствуйте. (Тянет руку.)

ПАВЛЕНСКИЙ:Здравствуйте. Вы же мой обвинитель, почему мы должны руки жать?

СЛЕДОВАТЕЛЬ:Ну, смотрите.

ДИНЗЕ:A-а, помню я этот кабинет. Здесь сидел один, потом уволенный… Этот как его… Следователь.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:Показания будете давать?

ПАВЛЕНСКИЙ:Нет.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:При любых раскладах? При любых процессуальных статусах?

ПАВЛЕНСКИЙ:При любом процессуальном статусе. Мы говорили же в прошлый раз с вами про истину и искренность. Я должен хранить верность событию и словам сказанным. Какова ваша позиция?

СЛЕДОВАТЕЛЬ:Моя позиция как кого?

ПАВЛЕНСКИЙ:У вас может быть только одна позиция. У вас же не шизофрения. У вас же не может быть раскол головы и личности.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:Вы знаете, иногда у меня может случиться раскол головы. Экспертизу проходить вы не желаете?

ПАВЛЕНСКИЙ:Экспертизу какую?

СЛЕДОВАТЕЛЬ:Психушку.

ПАВЛЕНСКИЙ:Нет, не желаю. У меня уже было 3 освидетельствования и одна судебно-психиатрическая экспертиза. И это уже дает достаточно оснований, как я уже говорил, полагать мою условную нормальность. Это первое, а второе: безусловно, сам факт того, что все эти психиатрические экспертизы, все эти мнения экспертных сообществ… Это и есть выстраивание этих сегрегирующих стен.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:Каких еще сегрегирующих? Вы о чем?

ПАВЛЕНСКИЙ:Сегрегация, барьеры, разделение…

СЛЕДОВАТЕЛЬ:Подождите, подождите…

ПАВЛЕНСКИЙ:Сегрегация это разделение. Расовое, религиозное. Норма и патология это тоже разделение. И оно направлено на поддержку гомогенного монолита общественного мнения. Я думаю, вы знаете чем формируется? СМИ, пропаганда.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:Нет, я ничего не знаю. Я, Петр Андреевич, получил очень крепких пиздюлей за то, что дело еще не в суде. По обвинению вас в совершении вандализма.

ПАВЛЕНСКИЙ:Начальство, должностные обязательства…

СЛЕДОВАТЕЛЬ:Даже не начальство… Районное. А от заместителя руководителя управления. Главного следственного управления! Понимаете?

ПАВЛЕНСКИЙ:Понимаю. Мы же с вами разговариваем, у вас не может быть деления. Где вы? Вы человек или функциональный элемент?

СЛЕДОВАТЕЛЬ:Свои мысли? Я получил указания, я должен их исправлять как должностное лицо.

ПАВЛЕНСКИЙ:То есть вы признаете, что вы инструмент просто. Это инструментализация, власть просто инструментализирует людей, и все.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:Я согласен. Я высказал свое мнение и теперь жду приказа наказания. Поэтому однозначно я вам хочу сказать, вам будет предъявляться обвинение и будет направлено дело в суд.

ПАВЛЕНСКИЙ:Понятно. А вы помните, что акция называлась «Свобода»? Это была первая акция, в которой я говорил не о тюрьме, а о свободе. И сейчас весь парадокс в том, что как только я заговорил о свободе…

СЛЕДОВАТЕЛЬ:Метафизикой это называйте.

ПАВЛЕНСКИЙ:Можно на это разных сторон посмотреть. Когда я говорил о тюрьме, власть это устраивало.

ДИНЗЕ:Делов не было.

ПАВЛЕНСКИЙ:Разговор об освобождении людей автоматически начинает влиять на мою свободу. Вот так все закручивается.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:Так, собственно указания я исполнять обязан. Указание я получил, я обязан их тихо, спокойно исполнять. Только не надо ничего комментировать, ради бога.

ПАВЛЕНСКИЙ:В этом и есть вся злость этих аппаратов, они вас заставляют делать то, что вы не хотите делать. Они берут людей, которые изначально настроены воспринимать искусство, делать искусство. А потом одних людей заставляют нападать на других людей. Делают их обвинительной стороной.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:Нет, подождите, давайте сразу так обсудим. Давайте согласимся как бы, что факт вандализма в ваших действиях есть. Поджог покрышек. Огонь — это не вандализм, а поджог покрышек, оставление следов этих от покрышек, дым этот вонючий, на сооружении Мало-Конюшенный мост — это вандализм.

ПАВЛЕНСКИЙ:Не согласен. Вандализм предполагает уничижение, осквернение. Не был мост унижен. Был разговор о политическом контексте, исторический контекст туда тоже включался. Это было смысловое включение. Единственный огонь, который мог бы осквернить — это я книг бы вывалил кучу, как в 33-м году. 10 сентября, по-моему.

ДИНЗЕ:Или в дату бы эту уложился.

ПАВЛЕНСКИЙ:Взял бы, вывалил философов всех.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:Почему именно на мосту?

ПАВЛЕНСКИЙ:Мост? Это заявление было. Метафора. Мосты горят, и назад дороги уже нет.

Я говорил о том, что происходило на Украине. Майдан — мосты сгорели, назад уже не было дороги. Произошел государственный переворот.

Мост — это метафора. Устойчивое выражение.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:Ну, я понял, это вопрос квалификации.

ПАВЛЕНСКИЙ; Квалификации… Вы мне говорили, что я мыслю широко. А я могу сказать, что аппарат, к которому вы принадлежите, этот аппарат стремится настолько широко все за*хватить в свою область. Это и есть Уголовно-процессуальный кодекс и административный в том числе, который начинает мыслить себя как идеологический аппарат. Все действия или бездействия людей можно квалифицировать как преступления.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:Я вам сказал честно, мне надо придать вам процессуальный статус подозреваемого. Вот, а для того, чтобы вам его придать, вам надо избрать меру пресечения. В виде подписки о невыезде.

ПАВЛЕНСКИЙ:Вы уже все подготовили?

СЛЕДОВАТЕЛЬ:Ну, конечно!

ДИНЗЕ:Будешь заполнять?

ПАВЛЕНСКИЙ:А что заполнять? Мне там подписаться надо.

ДИНЗЕ:Можешь не подписывать.

ПАВЛЕНСКИЙ:Я думаю в таком случае, если аппарат предпринимает в отношении меня такие действия, то я буду отвечать молчанием.

СЛЕДОВАТЕЛЬ:Заполнять будете?

ПАВЛЕНСКИЙ:Нет. Я вас пробовал убедить, что не нужно делать этой сегрегации между «хорошим» искусством — «плохим» искусством. Нормой и патологией. Делит, делит, делит, делит — такое ощущение, как будто многорукий секретарь производит бумаги. Бумагами все делится. Есть искусство правильное?

СЛЕДОВАТЕЛЬ:Какое искусство? Надо делать как? Надо поступать по закону.