Джон Мосери - Маэстро и их музыка. Как работают великие дирижеры

Американские оркестры обычно устраивают прослушивание молодых дирижеров на штатные позиции. Молодые люди становятся ассистентами дирижера, а потом его заместителями. Им поручают дирижировать детские концерты, выездные концерты, популярную музыку, а порой и «серьезные» вещи на выступлениях для владельцев абонементов классической музыки. Спустя несколько лет они продвигаются дальше, обычно в провинциальные оркестры, и, если там их заметят и поверят в их потенциал, идут на повышение. Однако, как указал один мой коллега, «в общем, хорошо бы не быть американцем».

Можно еще добавить: «Или женщиной».

Конечно, всё это обобщения, и любой дирижер, о котором вы слышали, расскажет вам собственную историю. У каждого свой путь и, что весьма важно, свои слабости, которые незначительны для величайших представителей нашей профессии, но непреодолимы для обычных смертных.

Однако у всех дирижеров есть нечто общее. Каждый из нас должен обладать врожденной способностью и желанием руководить. Мы, в конце концов, сержанты. Наша преданность армии сочетается с задачей добиваться от рядовых согласия и самоотдачи, что можно делать разными способами: с помощью страха, любви, уважения — и да, прагматизма. Во время так называемого золотого века маэстро дирижеры были всемогущими тиранами. Но и до самой середины XX столетия они порой демонстрировали диктаторские замашки: это можно услышать, например, в записях репетиций Тосканини с симфоническим оркестром NBC, сделанных в 1950-е годы. Разъяренный дирижер кричит и, очевидно, бросается на оркестр со своего подиума, потому что ему не нравится игра. За возгласом: «Нет! Нет!» — следует: «Corpo di Dio santissimo! No-o-o-o-o-o!» [18] «Тело пресвятого Господа, нет!» ( итал. ) Дирижер задыхается от ярости, его голос страшно слушать. Если бы он жил в наши дни, то, при всем своем величии, мог бы рассчитывать максимум на должность преподавателя или администратора университетского оркестра — конечно, если бы его не уволили за неподобающее поведение.

До тех пор, пока после Великой депрессии в американских оркестрах не образовались профсоюзы, музыкальный руководитель мог ткнуть пальцем в оркестранта, потребовать, чтобы он сыграл определенный отрывок, и, если тот сделал это недостаточно хорошо, уволить его на месте. Кроме того, не было правил, определяющих продолжительность репетиции. Когда Сергей Кусевицкий построил летнюю резиденцию для Бостонского симфонического оркестра — Тэнглвуд, она стала его личной игровой площадкой, и музыканты не могли заранее знать, в какой момент их отпустят домой поужинать с семьей. Некоторые, например Густав Малер, проводили короткие репетиции, но иные обращались с оркестрантами почти как садисты. Так они добивались результатов и поднимали стандарты, которых мы теперь ожидаем от великих дирижеров.

В 1920 году Тосканини судили за нападение на скрипача из его оркестра в Турине. Дирижер сломал ему смычок и ударил в глаз дирижерской палочкой. Обвинения сняли, потому что Тосканини «был приведен в экзальтацию своим гением», а значит, не собой. Газета Washington Times посвятила этому целую полосу в номере за 18 января, где ссылалась на современного психолога, некоего профессора Пастора, который свидетельствовал, что бессознательное Тосканини действовало как мать, способная на всё, чтобы защитить своего младенца. Этот аргумент послужил оправданием для дирижера, который набросился на скрипача, фальшивившего на репетиции Девятой симфонии Бетховена. Профессор Пастор в то время собирал материалы для работы с соответствующим названием: «Энтузиазм».

Прежде всего профессор Пастор сказал, что исследовал случай Тосканини и обнаружил: иногда этот выдающийся дирижер настолько погружается в священное безумие, что нормальная личность покидает его. Преображенный гением, он утрачивает себя или, скорее, выходит из себя, что полностью отключает его тормозящие нервы.

Конечно, выводы профессора Пастора не лишены справедливости. Дирижируя, мы действительно преображаемся. Порой это ощущается как слабый электрический ток, который возникает в нас в тот момент, когда мы входим на репетицию, или как более заметное напряжение во время выступления. Чтобы войти «в норму», порой требуются часы, — и хотя вы принимаете поздравления и говорите какие-то слова, которые потом пересказывают другие люди, вы сами этого не помните. Тосканини часто не мог заснуть после выступления.

Но хотя миф о всемогущем тиране существует до сих пор — и многие люди предпочитают в него верить, — сегодня он абсолютно не соответствует действительности. Никто не видел фотографии улыбающегося Фрица Райнера. Раньше, если дирижер улыбался на снимке для прессы, это означало, что он занимается поп-музыкой. Но молодые Саймон Рэттл и Джеймс Ливайн осмелились фотографироваться с улыбками, и благодаря этому нынешний образ дирижера кажется более располагающим.

Несмотря на то что представителю нашей профессии необходимы лидерские навыки, сегодня нашу работу оценивают оркестранты, которые ставят нам баллы и могут когда угодно подвергнуть остракизму любого приглашенного дирижера. Как и в любых человеческих отношениях, разлад может наступить спустя годы продуктивного сотрудничества. В Европе оркестры защищены строгими трудовыми договорами, и музыкальный руководитель практически не может никого уволить. В государственных учреждениях некомпетентный музыкант гарантированно работает до пенсии, и единственный способ добиться от него совершенства в игре — подвергнуть его ротации, исключив из важных выступлений (и отправив к приглашенному дирижеру), или нанять другого музыканта.

Полоса Washington Times со статьей о суде над Артуро Тосканини по делу о нападении на оркестранта и нанесении повреждений дирижерской палочкой (18 января 1920 года, с. 28)

Но даже без прежней тиранической власти великий дирижер добивается своего просто потому, что он находится на своем месте и полностью присутствует в происходящем. После того как Тосканини в 1957 году ушел из жизни, несколько музыкантов, игравших под его началом в Симфоническом оркестре NBC, стали дирижерами. В их число входил Фрэнк Бриефф (1912–2005), бывший скрипач. Он руководил Нью-Хейвенским симфоническим оркестром, когда я учился в Йеле. Фрэнк был невероятно добрым и мягким человеком и щедро делился со мной историями и опытом, когда я только начинал учиться и выступать. Однако, беря в руки палочку, он становился совсем другим. С первого же взмаха он приходил в ярость, начинал оскорблять музыкантов и, как я думал, подражать Тосканини. Может, он находился во власти музыки, которую дирижировал, как сказал бы профессор Пастор. Но мне это казалось фальшивым. По-моему, он добился бы гораздо большего от оркестрантов, если бы просто был Фрэнком Бриеффом, чувствительным, терпеливым и добрым музыкантом: тогда бы его выступления сияли благодаря внутренней теплоте, как поздние выступления Бруно Вальтера и Мориса Абраванеля.