Пётр Панч - Голубые эшелоны

Двадцать четвертого февраля по Москве пошел слух, что в Петрограде начались выступления рабочих. Начало положили женщины, они с криками: «Долой войну!», «Хлеба!» — снимали мужей с работы. С Выборгской стороны волнение перебросилось на другие районы. Идут стычки с полицией.

Двадцать пятого февраля Пархоменко наведался в партийный комитет. Общее мнение товарищей было такое: в Петрограде начинается революция. Экономические условия уже отошли на задний план, на митингах кричат: «Долой царя, да здравствует Временное правительство, учредительное собрание, восьмичасовой рабочий день, долой империалистическую войну!..» На улицах в Москве было полно народу. Солдаты в роте день и ночь спорили. Кое-кто еще верил, что царь заботится о народе, а министры прячут от него правду. Войну все ненавидели, но не знали, как можно с нею покончить.

Двадцать восьмого февраля в Москве получили с нарочным манифест социал-демократической партии большевиков ко всем гражданам России — в нем сообщалось, что твердыня русского царизма пала. «Благоденствие» царской шайки, построенное на костях народа, рухнуло. Столица в руках восставшего народа, части революционных войск перешли на сторону восставших. Центральный Комитет призывал по всей России брать дело свободы в свои руки, сбрасывать царских холопов, звать солдат на борьбу! Услышав об этом, Пархоменко вскоре уже шагал со своей командой по улицам Москвы. За ним пошло восемнадцать человек.

На площади перед Большим театром начался митинг, на прилегающих улицах полно народу, полиция, пешая и конная, мечется всюду, но военных частей не видно. На местный гарнизон командование не полагается и боится выводить солдат из казарм.

К вечеру Пархоменко со своим отрядом пробился к городской думе, куда его избрали делегатом от солдат. В думе шло заседание в связи с забастовками на заводах и пекарнях, в городе уже второй день не выпекали хлеба. Городской голова говорил с Петроградом по прямому проводу: в Петрограде на улицах бой. Рабочие разбили арсенал. Объявлено осадное положение, но войска переходят на сторону рабочих. Государственная дума по царскому указу распущена, избран временный комитет. Улица перед Таврическим дворцом, где заседала дума, запружена восставшими, вооруженные рабочие и солдаты заполнили весь дворец.

— Ну, теперь точка, — сказал Пархоменко растерянному члену думы, похожему в своем сюртучке на черного жучка, — теперь царю амба! — Жучок побледнел и театрально схватился руками за голову.

Такими же перепуганными выглядели и другие члены думы: за окнами уже слышались выстрелы, а на площади загорались костры, возле них плясали и грелись солдаты. В зал входили все новые делегаты, в пулеметных лентах накрест, и заявляли, что их части также становятся на сторону революции.

В президиуме от каждого смелого слова у всех начинались колики, а когда Пархоменко зачитал манифест большевиков и крикнул: «Да здравствует демократическая республика!», — в зале поднялась буря. Одни кричали: «Ура!» — и бросали вверх шапки, другие кричали: «Полицию!» Купцы и дворяне еще надеялись на «фараонов», которые засели в участках и на чердаках с пулеметами. Надо бы с этим кончать, а в думе теряли время на болтовню. От речей уже пухла голова.

Первого марта в районе Марьиной рощи городовые сбежали со своих постов. Часть из них переоделась и скрылась, остальные забаррикадировались в участках. Вскоре Александр Пархоменко со своим отрядом выкурил оттуда и этих. Теперь прибавилось еще полсотни наганов и сабель, и он принялся за организацию милиции. Рабочие и гимназисты, которые днем срывали с вывесок царских орлов, охотно навешивали на себя наганы с красными шнурами. У них был опереточный вид, но пока что с этим приходилось мириться. Вечером обезоружили полицию еще в двух участках.

Утром стало известно, что царь прислал из Ставки петроградскому градоначальнику телеграмму:

«Повелеваю завтра же прекратить в столице беспорядки, недопустимые в тяжелое время войны с Германией и Австрией».

Пархоменко слушал сообщение и качал головой:

— Для дурака гор не бывает, ему везде ровно! От этих «беспорядков» ты, Николай, сам полетишь вверх тормашками. Нет, царь, народ восстал за мир, за хлеб, за настоящую свободу! Точка! Рабочие и солдаты уже создали свой орган власти — Совет рабочих и солдатских депутатов!

Второго марта царь отрекся от престола. Для подавления революции он послал с фронта в столицу лучшие части, но и они перешли на сторону восставших, тогда он сам поехал из Ставки в Петроград. Но дальше станции Дно железнодорожники его поезд не пропустили. «Я же говорил, — смеялся Пархоменко, — что будет царю аминь!».

Проходили первые дни, напоенные терпким духом революционной борьбы, и постепенно из тумана выступало истинное лицо революции. Меньшевики передали власть Временному правительству милюковых, коноваловых и тучковых.

Значит, и дальше война «до победного конца»?

В конце марта Пархоменко получил письмо из Луганска и очень обрадовался. Партийный комитет звал его домой.

В Луганске в Совете депутатов и в доме тоже верховодили меньшевики и явные черносотенцы, перекрасившиеся в «революционеров». Но Пархоменко знал, что на луганских заводах — двадцать тысяч рабочих. Именно им должна принадлежать власть, а не кадетам. Ворошилова, еще не было, но в письме товарищи сообщали, что и он уже собирался вернуться назад. Пархоменко решил ехать в Луганск немедленно. Донбасс так легко не сдаст революцию.

Был ясный день конца сентября. Усталый и пропыленный Пархоменко, в военной форме, возвращался из станицы Луганской, где был выставлен на мосту через Донец заслон против казаков. За Донцом начиналась область Войска Донского. После неудачного мятежа Корнилова вся контрреволюция стягивалась теперь на Дон, к генералу Каледину. Соглашательская тактика эсеров и меньшевиков давала уже свои плоды — буржуазия с генералами спокойно сорганизовалась, чтобы захватить власть в свои руки и залить революцию кровью рабочих и крестьян.

Это ясно видели большевики, и во всех городах возникали комитеты спасения революции. В Луганске он был создан на другой же день после начала корниловского заговора. В ту же ночь из города исчез уездный комиссар Временного правительства. Рабочие, видя поведение меньшевиков, гнали их теперь из Совета депутатов, а когда наступили перевыборы, председателем Совета избрали Клима Ворошилова.

Власть в городе перешла в руки большевиков.

Ожидая нападения с Дона на Луганск, где был военный завод с огромными запасами патронов, комитет создал Комиссию по обороне города и штаб Красной гвардии, которые возглавил Пархоменко. Красная гвардия составилась из отдельных рабочих отрядов. Ежедневно после работы они шли на базарную площадь или к собору и с кольями в руках делали перебежки либо бросались с криками, «ура» на воображаемого врага. Вокруг стояли жены, которые, не дождавшись своих мужей с работы, приносили им сюда пищу. Они не меньше, чем сами красногвардейцы, переживали все перипетии боя и помогали им то криком, то смехом.