Пётр Панч - Голубые эшелоны

Пархоменко остановил взмыленного Орлика под кустами вербы. Эскадрон, рассыпавшись по долине, уже скакал наперерез вражеской пехоте.

— Крепко рубают хлопцы! Чуть пехтура поднялась на ноги, она уже бежит прямо на тот свет.

Ординарцы окружили пленных легионеров в конфедератках. Один из них, с острым птичьим лицом, трясся от страха: он выстрелил в начдива, когда тот перескочил через него, но промахнулся. Теперь он, как видно, ждал своей смерти от его сабли, но начдив вложил клинок в ножны и спросил:

— Из каких будешь?

— Мазур, — заискивающе ответил солдат.

— От Киева драпаешь?

— Из Белоруссии перебросили, прошу пана. Мы только вчера прибыли.

— Много? Солдат съежился.

— Не ведаю, прошу пана. Слышали мы, четыре полка.

— Стреляешь ты плохо, а врешь здорово. Не поможет, панский прихвостень. Знаем и без тебя.

Вконец испуганный сердитым голосом начдива, легионер умоляюще сложил руки:

— Прошу пана, из Белоруссии перебросили Шестую и Третью пехотные дивизии легионеров, чтоб мне подохнуть, если я обманываю. Я же бедный мужик.

Впереди рокотали пулеметы. Пархоменко привстал на стременах и вдруг крикнул:

— Удирают, проклятые!

К западу от городка начало расти длинное облако пыли, еле различимое за холмами.

— Третью бригаду!.. Броневик! — И начдив поскакал по лугу к речке Смолке, где уже переправлялась кавалерийская бригада.

К вечеру дивизия вошла в город. Пленных гнали в тыл. Их было больше пятисот человек. На лугу и возле моста земля была усеяна трупами зарубленных легионеров.

Остатки белополяков отошли за реку Горынь.

Поздно вечером третьего июля Первая Конная армия Буденного перешла речку Горынь. Город Ровно защищала Вторая польская армия. Спешенная кавдивизия Пархоменко наступала на шоссе, как горбы верблюда, поднимались высотки, занятые врагом. Пархоменко с военкомом, в сопровождении ординарцев, ехали позади колонны, на стыке обеих бригад. Третья стояла у леса в резерве. У военкома от утренней росы блестели не только сапоги, но и галифе выше колен, и он ежился от холода: Александру Пархоменко рожь доставала только до стремени, но он тоже невольно вздрагивал. Ранний ветерок разгонял туман.

— Если бы по-моему, — пробормотал Пархоменко себе под нос, — так отсюда лучше всего делать демонстрацию.

Военком придерживался мнения большинства, которое накануне взяло верх на совещании командиров: «Наступать в лоб компактным кулаком и на плечах врага ворваться в город», поэтому он и сейчас отрицательно покачал головой. Разбивая серебряную волну хлебов, напрямик скакал, будто вросший в седло, коренастый, с монгольским плоским лицом и косо поставленными глазами начальник Четвертой кавдивизии Ока Городовиков.

— Что там у тебя, Ока? — крикнул ему Пархоменко.

— Давай договоримся, начдив, — крикнул тот, — противник будет бить мой фланг, ты бей его фланг.

— Ладно, Ока, пусть только высунутся, а может, я пойду отрежу им путь?

Начдив Четвертого круто поворотил коня и поскакал назад. На шоссе появилась группа конников. Пархоменко узнал бойцов третьего эскадрона и крикнул:

— Савченко, куда скачешь?

Конники остановились, передний, с вихрастым чубом, видимо сорвиголова, подлетел к Пархоменко.

— В разведку, товарищ начдив, — молодцевато отрапортовал он. — Осточертело лазить на брюхе. Чтобы косточки размять, едем. Разрешите?

— Вернешься, расскажешь. Поезжай! — ответил Пархоменко, любуясь всадниками. — Слышал? — обратился он теперь к военкому. — С ними на стены можно идти, только не на брюхе.

— Большевики будут ходить, как потребуется, Александр Яковлевич, — продолжал свое военком.

Белопольская артиллерия, заметив наступление красных, немедленно открыла огонь не меньше чем из десяти батарей. Большинство снарядов рвалось около шоссе.

— А все потому, что орудия наведены сюда, — проговорил про себя Пархоменко.

То залегая, то делая перебежки, красные продолжали продвигаться вперед. Позади гремела артиллерия, но стреляла экономно: все знали, что уже несколько дней не хватало снарядов. К артиллерии присоединились пулеметы.

Под городом Ровно начался бой. Воздух дрожал от грома выстрелов, разрывов бомб, треска шрапнелей и рокота пулеметов. Над головами плавали розовые облачка, похожие на медуз.

Савченко вернулся из разведки только с тремя всадниками, но потеря половины бойцов, казалось, была для него обычным делом. Выпуклые глаза его сияли от только что пережитой схватки, свежие следы которой еще лоснились на его пощербленном клинке. Ножны сабли были разорваны пулей. Он лихо осадил коня перед начдивом и скороговоркой отрапортовал:

— Задание выполнено, товарищ начдив, на правом фланге спешенный эскадрон. Только теперь их стало поменьше — кое-кого насмерть порубили, а кое-кто уже на карачках пополз.

— Еще и такое видели — вроде бы танк… ползает по шоссе, — добавил другой.

— Истинная правда! — подтвердил Савченко.

Пархоменко усмехнулся: разведка всегда изображает увиденное страшнее, чем оно есть на самом деле, однако на всякий случай приказал одной батарее стать возле шоссе. Скоро обнаружилось, что на этот раз Савченко не преувеличил. Танк был не один, а целых два. Пронзительно скрежеща, похожие на черепах, они медленно двигались по шоссе навстречу цепи, но, видимо, искали лошадей, которых коноводы держали в овраге. Пархоменко прискакал на батарею.

— Прямой наводкой, чтобы прямо в лоб, — сказал он, азартно потирая руки, — начинай!

Батарея, с каждым выстрелом уменьшая дистанцию, выпустила несколько очередей, но волнистый профиль местности помогал танкам легко прятаться от обстрела и они упрямо ползли вперед, по обе стороны шоссе расстреливая красных из пулеметов. Пархоменко плюнул под ноги командиру батареи и поскакал в полк. Догнав командира полка, он язвительно спросил:

— Должно быть, о барышне мечтаете? — и затем крикнул так, что даже конь испугался: — Гранатометчиков давай!

Гранатометчики подползли к шоссе с обеих сторон. Танки уже подходили к оврагу, и Пархоменко круто повернул коня, раздирая ему рот удилами, и погнал прямо на танки, которые уже поднялись на холм.

— Бросай, бей в точку! — закричал он во весь голос и сам схватился за гранату.

На шоссе разорвалось сразу несколько гранат, поднялся столб дыма, и оба танка, будто споткнувшись, ткнулись носами в землю и замерли.

После первой же атаки стало очевидно, что без значительных потерь овладеть городом лобовым ударом не удастся. Враг держал в своих руках высоты, господствовавшие над всеми подступами с востока, и располагал гораздо большим запасом снарядов. Пархоменко раздраженно чесал затылок: польская пехота все еще лежала, зарывшись в землю, и не давала возможности для конной атаки. Четвертой дивизии помощь конницы тоже была не нужна. После полудня на командный пункт на опушке леса приехали командарм Буденный и член Реввоенсовета Ворошилов.