Петр Патрушев - Приговорен к расстрелу

Естественно, имея кучу денег и местные связи, вы можете купить желаемую прописку (почти единственный путь для чужаков, если они не являлись официальными лицами, прибывшими в Батуми по службе с разрешения КГБ и властей и получавшими прописку автоматически). Взятки были значительными, по слухам, сотни тысяч рублей — суммы, фантастические для рядовых советских граждан.

Милиционеры в форме или в штатском, КГБ и пограничники регулярно проверяли пляжи и вокзал. К счастью, мать моего томского друга, студента железнодорожного техникума, жила в Батуми — одна из тех улыбок фортуны, которая позволила мне осуществить идею приезда сюда. Этот прибрежный курорт, удобно расположенный вблизи турецкой границы, должен был послужить стартовой площадкой для путешествия, которое я планировал.

Выходя из поезда, я нес в руке потрепанный фанерный чемодан кирпичного цвета — все, что сопровождало меня в путешествии из Сибири. Внутри лежали: поношенный зеленый тренировочный костюм с пузырями на коленях, повседневный костюм, купленный в рассрочку, также из зеленого материала, но более светлого оттенка, пара рубашек и несколько трусов и носков, нуждающихся в стирке. Все мое имущество. Между этими скудными пожитками была засунута пачка рукописей: стихи, эссе по философии Гегеля и несколько частей из автобиографии, озаглавленной «Человек в поисках свободы». Этот допотопный чемодан, собранный в спешке, сопровождал меня в путешествии, которое, как я надеялся, будет последним в пределах отечества.

Солдатская форма без знаков различия служила пропуском через препоны долгого путешествия из Сибири к Черному морю. Форма позволяла пользоваться специфической щедростью, которую демобилизованный солдат получал от билетных контролеров и других неприятных официальных лиц, способных сделать вашу жизнь очень некомфортной. Но все они держались в рамках негласной конвенции, допускавшей определенную степень терпимости к солдату, который ухитрился пережить превратности военной службы. До тех пор, пока он не возвратится к роли обычного советского гражданина, подчиненного бесчисленным законам и ограничениям. Я мог быть высаженным из поезда или даже арестованным, если бы не форма и объяснения, что еду на юг к родственникам.

Выйдя из поезда, я ощутил запахи субтропического города, с его цветущими рододендронами, слегка подгорелыми шашлыками, дымящимися в маленьких заведениях вдоль дороги, и слабым дуновением морского бриза, который казался странно знакомым — как будто напоминал какую-то прошлую жизнь.

Чемодан терзал острыми фанерными краями ногу, но я не чувствовал дискомфорта. Я шел прямо к пляжу, влекомый толпой купальщиков и запахом моря. Это был галечный пляж, усеянный округлившимися телами отдыхающих представителей рабочего класса в плохо скроенных или импровизированных купальных костюмах. Указатель приглашал воспользоваться кабинками для переодевания.

Я не мог ждать. Вошел в море прямо в форме и почувствовал, как теплая вода закружилась вокруг тела, обнимая его, надувая одежду воздухом. Ветерок с моря ласкал лицо. Подошла женщина и в типично советской манере, со смесью участия и «извините, что вмешиваюсь в ваше дело», напомнила, чтобы я присматривал за своим чемоданом. Я прошел к раздевалке, снял форму и облачился в гражданский костюм.

Получасом позже я уже стучался в дверь дома на улице Приморская. Женщина лет сорока открыла дверь, испытующе глядя на меня. Вид моего чемодана, казалось, ее несколько обеспокоил. «Мы не сдаем», — быстро сказала она. Я представился и передал привет от ее сына. Лицо ее посветлело. «Входите, пожалуйста», — произнесла она, приглашая войти в свою маленькую квартиру у нижнего края лестницы, — «и зовите меня просто Мария». Представляясь, я называл ее по имени-отчеству.

Когда мы входили в ее крошечное жилье на первом этаже, парочка грузинских детей наблюдала за нами с нескрываемым любопытством. Я объяснил Марии, что приехал в Батуми в отпуск после срочной службы в армии. Сказал, что попытаюсь найти здесь работу и сделать прописку. Не могу ли я остановиться у нее на пару недель? Она ответила, что мои шансы найти работу и оформить прописку практически равны нулю. Грузины не хотят, чтобы русские приезжали и селились здесь. К тому же, поскольку город пограничный, есть масса ограничений. Она произнесла это без всякой задней мысли, ничего не подозревая. Конечно, я могу пожить у нее какое-то время, отдохнуть и рассказать больше о ее сыне.

Следующую пару недель я провел, бродя вдоль прибрежных санаториев в поисках работы в качестве инструктора по физкультуре — то, что я делал в прошлом, и что могло бы предоставить мне временную «крышу», необходимую для подготовки к побегу.

Во время поисков, разъезжая на автобусах, я влюбился в побережье. Было много санаториев и домов отдыха вдоль чудесного берега моря к северу от Батуми. Наиболее красивые и желанные места принадлежали избранным — партийным и военным начальникам и КГБ. Я бывал в Сибири в подобных заведениях. Но здесь, на берегу Черного моря, они выглядели даже более величественно и обособленно.

Обычно меня встречал предупредительный администратор, смотрел на спортивные мандаты и затем с вежливыми извинениями посылал куда подальше. Я не был грузином, и не был прислан к нему каким-нибудь чиновником из Батуми или Тбилиси. Я был, при всех своих наилучших намерениях, персоной нон грата. Малейшее подозрение и обо мне могли сообщить в милицию.

Вечерами возвращался домой к Марии и отдыхал. Однако через какое-то время стал ощущать беспокойство и тревогу. Как-то к Марии зашла соседка. Услышав за дверью комнаты шум, который я произвел, она спросила: «Это кошка?» «Нет, — ответила Мария, смутившись, — у меня гость из Сибири, друг моего сына. Он остановился у меня на несколько дней». Я понимал, что ситуация очень скоро станет неблагоприятной. Марии могла грозить опасность. Ведь, как я узнал во время странствий по городу, чтобы получить прописку, надо иметь работу. А чтобы получить работу, надо иметь прописку. Этот заколдованный круг, действовавший во всех закрытых городах страны, включая Москву, был сработан на совесть и прочно.

Чтобы выйти из тупика, следовало сделать то, о чем я как-то забыл под наплывом впечатлений от нового города. А именно: надлежащим образом использовать мой главный козырь — квалификационный билет пловца.

Однажды в уютном кафе я взял шашлык и, хотя редко пил спиртное, пиво местного производства. Шашлык показался мне вкуснее, чем все, что я пробовал в других местах России. Пиво тоже отличалось необыкновенным вкусом. Но цена, которую пришлось заплатить, почти разорила меня.

Нужно было что-то делать и делать быстро. У меня оставалось совсем немного денег из тех, с которыми я уехал из Сибири, продав пальто, подаренное тренером по плаванию после моего побега из психлечебницы.