Чарльз Бекстон - В русской деревне

Те деревни, которые полностью и своевременно исполняли все полагающееся, вознаграждались тем, что им оказывалось предпочтение при распределении мануфактуры.

Самарская губерния считается хлебной губернией, поэтому ожидалось, что она пошлет значительный избыток; этим объясняется, почему к ней предъявлены были такие большие требования.

Я часто старался доказать правоту городов.

— Вы не видели, что сейчас делается в породах, — говорил я. — Если бы вы видели, как там истощены люди, вы охотно отдали бы свой хлеб.

— Да, да, мы готовы отдать, — говорили они обыкновенно. — Когда они просят нас пожертвовать для голодающих, мы даем. Недавно сюда приезжал комиссар из Москвы. Он созвал народ на сходку и произнес речь. Он просил помочь детям. Все тогда дали.

— Но не только дети, все горожане голодают — совсем не так, как вы.

— Мы это знаем. Но они слишком много просят, а это неразумно. Кроме того, они всегда не вовремя приходят.

— Но зато ведь вам не приходится платить налогов, как прежде.

— И это верно. Но мы хотели бы, чтоб нам позволили свободно продавать наш хлеб. Если бы нам это позволили, мы бы хорошо предали хлеб — не за жалкие сорок-пятьдесят рублей, а за тысячи рублей.

В Озеро принудительные сборы хлеба ни разу не вызвали тех столкновений с военной властью, о которых мы так много читали в газетах. Мне рассказывали, что в одной из соседних деревень дело дошло до столкновения, и несколько крестьян было убито. «Грязное было дело», — прибавил рассказчик. [2] В марте 1921 года на десятом всероссийском съезде Советов была провозглашена «новая экономическая политика» советского правительства. 7 апреля был опубликован декрет, упразднявший государственную монополию на хлеб и другие сельскохозяйственные продукты. Вместо этого был введен натуральный налог, в силу которого с каждого хозяйства взыскивается сравнительно небольшой процент урожая, для удовлетворения нужд Красной армии и городских рабочих. Процент определяется в зависимости от размеров хозяйства (мелкие хозяйства платят сравнительно небольшой процент), числа едоков и скота. Всем, что остается после уплаты налога, крестьянин распоряжается, как хочет. В теории эта «свободная торговля» не должна выходить за пределы «местного сельскохозяйственного района». На этот натуральный налог смотрят, как на временную меру. Надеются, что, в конце концов, продовольственные продукты будут приобретаться естественным образом путем — обмена на продукты обрабатывавшей промышленности.

Заседание деревенского Совета. — Потерянная квитанция. — Председатель Совета.

Мне посчастливилась однажды вечером присутствовать на заседании деревенского совета. Зрелище было поучительное и в то же время полное комизма.

Главный вопрос, волновавший всех присутствовавших на собрании, заключался в следующем: Некоторое время тому назад в уездный город Пугачев были отправлены овцы, приходившиеся по разверстке на деревню Озеро. Крестьяне уверяли, что они послали сверх требуемого количества еще тридцать семь овец. Теперь требовалась новая партия овец, причем власти не принимали в расчет упомянутых выше тридцати семи овец. Чтобы разобрать это дело с местным Советом, в деревню приехал комиссар. К нему отнеслись с недоверием, но и со страхом. Я видел, как в отношении к нему крестьян выражался конфликт между узким патриотизмом деревни, с одной стороны, и в высшей степени рациональной, но не встречавшей сочувствия централизацией — с другой.

Дом Совета представлял одноэтажное здание, состоящее из трех комнат. В дом этот вели деревянные ступени. На перилах, устроенных по обе стороны этих ступеней, всякий раз как обсуждался какой-нибудь интересный вопрос, сидело столько людей, сколько могло на них поместиться. Тут шел горячий разговор, в то время как я и Петров входили в дом. Но еще гораздо больше было возбуждения в комнате, где происходило заседание Совета.

Вдоль трех стен были скамьи, и на одной из них мы кое-как уселись. В углу за столом сидел председатель Совета, налево от него сидел комиссар. Из присутствовавших большинство стояло. Комната была битком набита, было страшно жарко. Комиссар, спокойный и сдержанный, со своей сумкой с бумагами, напоминал мне солиситора в английском уездном суде. Его аргументация была простая. «Если вы отправили этих овец, — говорил он, — у вас должна быть квитанция. Предъявите ее». Все заволновались и смутились. Квитанции не было. Председатель лично обыскал ящики стола и шкап. Одни говорили, что квитанция потеряна, другие — что ее и не было.

Возникли горячие прения. Кроме двадцати двух членов Совета, присутствовала и посторонняя публика, которой разрешено было говорить. Каждый говорил, когда наступала его очередь, при этом порядок был полный и дебаты велись самым деловым образом. За одним предложением следовало другое, за одной поправкой — другая. Некоторые предлагали уступить и отправить требуемое количество овец. Другие — отправить требуемое количество, минус тридцать семь. Наконец некоторые предлагали послать депутатов для защиты интересов деревни. Температура все более и более повышалась, воздух все больше и больше портился. Было уже около 10 вечера, и не предвиделось конца дебатам. Я предложил Петрову незаметно удалиться. Он согласился со вздохом облегчения, и я до сих пор не знаю, чем кончились дебаты.

Вот любопытный образчик тех функций, которые приходится выполнять Совету. Я как-то встретил председателя с озабоченным лицом и торопящегося куда-то. Только что из народного комиссариата здравоохранения прибыл комиссар с поручением собрать медицинские травы. Председатель принялся деятельно разыскивать беженцев, принадлежавших, вероятно, к той большой армии беженцев с польской границы, эвакуированных во время войны на Волгу. Так как эти люди не были ничем специально заняты, их можно было употребить на собирание трав.

Председатель Четвергов был человек низкого роста, широкоплечий, с рыжими волосами и бородой; и с круглой головой, которая всегда несколько выдавалась вперед. Он произвел на меня впечатление глупого, но упорно преследующего свою цель человека. Легко было представить себе его в роли насадителя комитета бедноты, упрямо тупо исполняющего данное ему поручение.

Школьный учитель. — Священник. — Плата, попавшая не по адресу.

Как-то раз я сидел у школьного учителя и пил чай.

В главной комнате его дома находилась школа, напомнившая мне английскую деревенскую школу сто лет назад, как она изображена Джорджем Морландом и другими живописцами. Так как потом занятий в школе нет, скамейки были сдвинуты и заполняли около половины комнаты. В комнате, в которой мы сидели, висела люлька, а в ней находился ребенок учителя. К люльке была привязана веревка, чтобы ее можно было качать, не трогаясь с места.