Уолтер Айзексон - Бенджамин Франклин. Биография

Последняя встреча трех поколений Франклинов, омраченная напряженностью в отношениях между отцом и сыном, завершилась настолько холодно, что ни один из них ни разу не счел уместным рассказать о ней. Дневник Франклина не содержит никаких подробностей, нет упоминаний и в его письмах или разговорах. Они с сыном больше никогда не переписывались. Уильям написал письмо единокровной сестре Салли четыре дня спустя, но, как ни удивительно, рассуждал лишь о ее детях и о портрете, который пытался отправить ей, но ни разу не упомянул о недавней драматической встрече. Ближе всего он подошел к этой теме в конце длинного письма, рассуждая о том, как скоро все они окажутся в Филадельфии, и жалуясь, что «судьба забросила меня на другую сторону земного шара». Даже десятилетия спустя, приступив к сбору документов о жизни деда, Темпл обронил лишь случайную и незначительную фразу о том, что в Саутгемптоне Франклин «имел удовольствие встретиться со своим сыном, бывшим губернатором Нью-Джерси» [562].

Уильяма не пригласили на прощальный прием, состоявшийся 27 июля на борту корабля, на котором отправлялся в Америку его отец. Воодушевленный предстоящим путешествием и не проявлявший сожаления по поводу холодного расставания с сыном, Франклин просидел с друзьями до четырех часов утра. На следующий лень, проснувшись поздно утром, он обнаружил, что друзья ушли, что рядом с ним два его внука и что корабль уже стоит под парусами, готовый плыть домой.

Во время этого последнего путешествия через океан Франклин не чувствовал потребности изучать успокаивающее влияние масла на морские волны или даже просто упоминать об этом. Также, несмотря на многочисленные обещания друзьям, не приступил к работе над мемуарами, которые некогда начал как письмо «дорогому сыну», недавно покинутому им навсегда.

Вместо этого он отдался увлечению, которое давало возможность его разуму отдохнуть и взбодриться: проводил научное исследование поверхности океана, ставил эксперименты и приходил к практическим выводам. Результатом этих усилий стал сорокастраничный отчет с описанием наблюдений и теорий по самой разной морской тематике, снабженный многочисленными графиками, рисунками и таблицами данных. В какой-то момент Франклин взял паузу и признался: «Мною овладела словоохотливость, свойственная старикам, — а затем продолжил: — думаю, что мог бы прямо сейчас раз и навсегда выдать на-гора весь мой запас знаний о море».

А запас этот был велик. Иллюстрированные диаграммами теории о том, как проектировать корпус корабля, чтобы минимизировать его сопротивление ветру и воде. Описание прежних экспериментов и проекты новых по изучению воздействия воздушных потоков на предметы разных форм. Объяснения, как использовать разрезанные на части игральные карты, чтобы оценить силу ветра. Трансформация последнего эксперимента в другой с использованием парусов и рангоута. Способы применения вóротов, предотвращающие разрыв якорных цепей. Анализ заполнения водой трюма корабля, корпус которого дал течь. Предложение по разделению корпуса корабля на отсеки, подобно тому, как это делали китайцы. Реальные истории о попавших в беду кораблях, одни из которых утонули, а другие спаслись, и рассуждения о причинах каждого из таких исходов. Сравнение эскимосских каяков, китайских джонок, индейских каноэ и малайских проа. Предложения по строительству водяных гребных винтов и воздушных пропеллеров и многое, многое другое, страница за страницей, диаграмма за диаграммой.

Франклин также вновь обратил внимание на Гольфстрим: на этот раз он поставил эксперимент, желая выяснить, является ли Гольфстрим глубоководным течением или подобен теплой реке, текущей вблизи поверхности океана. Для этого пустая бутылка, заткнутая пробкой, опускалась с помощью груза на глубину тридцати пяти морских саженей. Под давлением воды пробка выскакивала из горла, позволяя бутылке наполняться морской водой. Вода, взятая с глубины, была на шесть градусов холоднее поверхности океана. Подобные эксперименты с использованием небольших бочонков с двумя клапанами показали: вода вблизи дна даже на глубине всего восемнадцати морских саженей на двенадцать градусов холоднее воды на поверхности. Франклин составил карты и графики изменения температуры и предположил: «Термометр может оказаться полезным инструментом для мореплавателей», способным помочь капитанам использовать влияние Гольфстрима при плавании на восток и избегать влияния Гольфстрима при плавании на запад и таким образом сокращать время пересечения Атлантики на неделю или более [563].

Помимо этого, Франклин писал пояснительные записки, снабженные данными экспериментов, о том, как исправлять дымящие камины и правильно выкладывать печи. С высоты наших дней может показаться, что эти трактаты перегружены деталями, но не следует забывать, что они посвящались одной из самых серьезных проблем того времени — избавлению людей от копоти, покрывавшей жилища внутри и снаружи. Это был самый важный вклад Франклина в науку с момента экспериментов с электричеством в 1752 году. И, подобно более ранним исследованиям, новые, выполненные во время морского вояжа 1785 года, также показали его уникальную способность — характерную для изобретателя, возможно, гениального, — понимать важность единства научной теории, технического новшества, продуманных экспериментов и практической полезности [564].

В сентябре 1785 года Франклин вместе с двумя внуками высадился на филадельфийской пристани вблизи Маркет-стрит — спустя шестьдесят два года после того, как он семнадцатилетним беглецом впервые сошел на этот берег. «Нас радостно встретила толпа людей и проводила почти до дверей моего дома». Палили пушки, звонили колокола, Салли обняла отца, а по щекам Темпла потекли слезы. Франклин, долгое время переживавший из-за вреда, который могли нанести его репутации разного рода Ли и Адамсы, испытал чувство облегчения. «Теплый прием, устроенный согражданами, превзошел все мои ожидания», — с гордостью писал он Джону Джею [565].

Теперь людей, собравшихся вокруг него в доме на Маркет-стрит, было даже больше, чем в Пасси. Они-то и образовывали единую семью, от которой Франклин получал огромное удовольствие. Здесь были его вечно послушная долгу дочь Салли, исполнявшая роль хозяйки дома, и ее муж Ричард Бейч, звезд с неба не хватавший, но всегда любезный. Помимо Бенни и Уилли, у Бейчей появилось еще четверо детей — «четверо маленьких, что-то лепечущих детишек, которые забирались на дедушкины колени и доставляли мне огромное удовольствие», — и еще один был на подходе. В течение года Полли Стивенсон должна была сдержать обещание и приехать погостить со своими тремя детьми. «Что касается моих домашних обстоятельств, — писал Франклин епископу Шипли, — то сейчас они складываются как нельзя лучше. Я окружен отпрысками, рядом со мной заботливая и любящая дочь и шестеро внуков» [566].