Уолтер Айзексон - Бенджамин Франклин. Биография

Франклин и его петиция вызвали негодование защитников рабства, самым известным из которых был конгрессмен Джеймс Джексон из Джорджии, заявивший на заседании палаты, что Библия разрешает рабство и что без рабов некому бы было выполнять трудную работу на плантациях. Это заявление подтолкнуло Франклина к созданию его последней великой пародии, написанной менее чем за месяц до смерти.

Он начал свою литературную деятельность шестьдесят девять лет тому назад, когда шестнадцатилетним подмастерьем стал публиковаться под псевдонимом Сайленс Дугуд — так звалась притворно стыдливая вдова, от имени которой он писал свои сочинения. Далее продолжил свою писательскую карьеру, просвещая читателей другими подобными мистификациями, такими как «Испытание Полли Бейкер» и «Эдикт короля Пруссии». Именно в духе последнего из этих эссе он анонимно опубликовал в местной газете, снабдив подходящими учеными цитатами, речь члена алжирского дивана, якобы произнесенную им сто лет тому назад.

Эта речь отличалась удивительным сходством с речью конгрессмена Джексона. «Аллах велик, и Магомет пророк его» — такими были начальные слова. Затем осуществлялся переход к критике петиции некой пуристской секты, требовавшей прекратить практику превращения в рабов пленных европейских христиан и использования их на тяжелых работах в Алжире. «Если мы не будем превращать этих людей в рабов, то кто станет возделывать наши поля в таком жарком климате? Кто будет заниматься повседневным трудом в наших городах и наших домах?» Отказ от превращения «неверных» в рабов приведет к тому, что стоимость земли и арендная плата снизятся вдвое.

Кто компенсирует землевладельцам их потери? Будет ли делать это государство? Достаточно ли для этого денег в казне? <���…> А если мы освободим рабов, что тогда делать с ними? Немногие из них вернутся в свои родные страны; им слишком хорошо известны тяготы, которые придется там испытать; они не воспримут нашу священную религию; они не усвоят наши обычаи; наши люди не будут осквернять себя браками с ними. Должны ли мы содержать их как попрошаек на наших улицах или подвергать наше имущество опасности разграбления? Люди, привыкшие к рабству, не станут работать ради куска хлеба, если их к этому не принуждать.

А что плохого в их нынешних условиях? <���…> Здесь они живут на земле, где распространяет свой свет солнце ислама и где оно светит во всю силу, так что они имеют возможность познакомиться с истинным религиозным учением и таким образом спасти свои бессмертные души. <���…> Когда они служат нам, мы заботимся о том, чтобы обеспечить их всем необходимым, и обращаемся с ними гуманно. Те, кто работает в их собственной стране, как мне хорошо известно, хуже питаются и одеваются и живут в менее комфортных жилищах <���…>

Как же жестоко они ошибаются, полагая, что рабство запрещено Кораном! Разве следующие две заповеди — «Господа, обращайтесь со своими рабами заботливо, рабы, служите своим господам с радостью и верностью», — не считая многих других, не являются очевидным доказательством обратного? <���…> Так давайте же не будем выслушивать богомерзкие предложения об освобождении христианских рабов, поддержка которых приведет к обесцениванию наших земель и домов и, таким образом, к тому, что многие добропорядочные граждане лишатся собственности, возникнет всеобщее недовольство и начнутся мятежи [606].

В этой пародии Франклин указывал, что алжирский диван в итоге отверг петицию. Конгресс также решил, что не обладает полномочиями для того, чтобы предпринимать какие-то действия в соответствии с аболиционистской петицией Франклина.

Неудивительно, что в конце жизни многие люди пересматривают свои религиозные убеждения. Франклин никогда всецело не присоединялся к церкви, не разделял никаких сектантских догм и считал более полезным сосредоточиваться на земных, а не на духовных проблемах. Когда в 1757 году он едва не утонул во время кораблекрушения у берегов Англии, в шутку написал Деборе: «Если бы я был римским католиком, то, возможно, по такому случаю дал бы обет построить часовню в честь какого-нибудь святого, но так как я не католик, то, если я вообще способен давать обеты, должен был бы поклясться построить маяк ». Подобным образом, когда в 1785 году один из городов Массачусетса выбрал для себя название Франклин и попросил пожертвовать денег на церковный колокол, Франклин посоветовал построить вместо колокольни библиотеку, для которой он послал «книги вместо колокола, так как смысл важнее звука» [607].

С возрастом аморфная вера Франклина в доброжелательного Бога, по-видимому, становилась более крепкой. «Если бы не справедливость нашего дела и не последующее вмешательство Провидения, в которое мы верили, мы бы погибли, — писал он после войны Страхану. — Если бы прежде я был атеистом, то должен был бы теперь поверить в существование Создателя и Его руководство нашими делами!» [608]

Его приверженность религии основывалась скорее на убеждении, что она — полезное и практичное средство принуждать людей лучше себя вести, чем на представлении о том, что она дана свыше. Как-то он написал письмо, возможно, отправленное в 1786 году Томасу Пейну, в ответ на рукопись, в которой едко высмеивались религиозные обряды. Франклин просил своего адресата не публиковать еретический трактат, но аргументировал свою просьбу тем, что публикация может иметь вредные последствия, а не тем, что идеи ложны. «Для вас может оказаться нетрудным вести добродетельную жизнь без помощи религии, — писал он, — но подумайте о том, как велика доля слабых и невежественных мужчин и женщин и неопытной и неосмотрительной молодежи обоих полов, которые нуждаются во влиянии религии, чтобы удерживаться от порока». Кроме того, отмечал он, личные последствия для автора, вероятно, будут неприятными. «Тот, кто плюет против ветра, плюет себе в лицо». Если письмо действительно адресовалось Пейну, то оно возымело действие. Пейн долгое время готовил беспощадную атаку на организованную форму религиозной веры в виде книги, получившей позже название «Век разума», но воздерживался от публикации этого сочинения еще в течение семи лет, почти до самой своей смерти [609].

Наиболее важная религиозная роль, исполненная Франклином — она имела исключительное значение для формирования новой просвещенной республики, — это роль апостола религиозной терпимости. Он жертвовал средства всем религиозным конфессиям Филадельфии (так, в апреле 1788 года пожертвовал пять фунтов на строительство новой синагоги для секты микве израиль ) и выступал против использования религиозных клятв в конституциях Пенсильвании и Соединенных Штатов. Во время празднования в 1788 году дня 4 июля Франклин был слишком слаб, чтобы встать с постели, но колонна демонстрантов прошла под окнами его дома. Впервые, как будто исполняя желание Франклина, «священники разных христианских конфессий и еврейский раввин шли рука об руку» [610].