Уолтер Айзексон - Бенджамин Франклин. Биография

Далее Франклин очертил видение и правила почитания своего личного Бога. Для этого потребовались подходящие молитвы, и Франклин представил целую литургию собственного сочинения. Еще одной составляющей стало благонравное поведение, и Франклин составил этическую теорию, очень прагматичную и даже несколько утилитарную: «Полагаю, Богу угодно и приятно счастье тех, кого он создал; и поскольку, не будучи добродетельным, человек не может найти счастье в этом мире, я твердо уверен, что Ему доставляет удовольствие созерцать мою добродетель».

В документе, который Франклин впоследствии прочитал друзьям из Хунты, он усложнил свои религиозные взгляды, рассмотрев тему «Божественного провидения», меру, с помощью которой Бог вмешивается в мирские дела. Пуритане верили в подробное и личное Божественное участие в жизни, называли его «особым провидением» и регулярно молились по поводу каждого отдельного случая заступничества. Как сформулировал сам Кальвин, «предположение, что Он спокойно пребывает в раю, не заботясь о мире, не вписываясь ни в какие рамки, лишает Бога всей действительной силы». Большинство деистов, с другой стороны, верили в «общее провидение», в котором Бог выражает свою волю через законы природы, установленные им же, вместо того чтобы контролировать каждый шаг в нашей жизни.

В типичной для себя манере Франклин искал практичное решение в выступлении перед членами Хунты на тему, обозначенную им «О провидении Божьем в правительстве мира». Он начал с извинений перед «моими близкими товарищами-единомышленниками» за то, что был недостаточно «квалифицирован», чтобы говорить о духовных вопросах. Исследование природы, сказал он, убедило его, что вселенную создал бесконечно мудрый, добродетельный и могущественный Бог. Затем он рассмотрел четыре вероятности: 1) Бог предопределяет и предназначает все, что происходит, исключая любую возможность свободной воли; 2) он оставил все таким образом, чтобы изменения происходили по законам природы и свободной воли Его созданий, Он никогда не вмешивается; 3) одни вещи Он предопределил, а другие — предоставил свободной воле, при этом Он никогда не вмешивается; 4) «иногда Он вмешивается, в частности через провидение, и отклоняет последствия, которые могут возникнуть, если руководствоваться любой из вышеописанных версий» [103].

В конце концов Франклин остановился на четвертом варианте, но не потому, что мог его доказать. Он пошел иным путем, воспользовавшись методом исключения и прислушавшись к интуиции, подсказывавшей, что полезнее для человечества. Любое из первых трех утверждений означало бы, что Бог не является бесконечно могущественными, добрым или мудрым. «Следовательно, мы неизбежно приходим к справедливости четвертого предположения», — писал он. Франклин признавал, что многие усматривают противоречие в том, что одновременно и Бог обладает бесконечным могуществом, и человек наделен свободной волей (этот парадокс и поставил его в тупик тогда, когда он писал свой лондонский трактат и потом отрекался от него). Вывод Франклина был таков: если Бог действительно всемогущ, он, безусловно, сможет найти способ поделиться свободной волей с теми, кого сотворил по своему образу и подобию.

Заключение Франклина, как того и следовало ожидать, было изложено в практичной формулировке: людям следует любить Бога и «молить Его о милости и защите». За рамки деизма он так и не вышел; Франклин видел мало пользы в молитвах с личными просьбами или в молитвах о чуде. В дерзком письме, позже написанном брату Джону, он подсчитал, что по всей Новой Англии было вознесено сорок пять миллионов молитв о победе французского укрепленного гарнизона в Канаде. «Если вы не добьетесь успеха, я боюсь, что на протяжении всей оставшейся жизни мое мнение о пресвитерианских молитвах в случаях, подобных этому, окажется предвзятым. И в самом деле, идя на приступ сильного города, следует полагаться больше на действенность , нежели на веру ».

Взгляды Франклина были прежде всего продиктованы его практицизмом. В заключительной фразе речи, произнесенной в Хунте, подчеркивалось: людям в социуме полезно верить в предложенную версию о Божественном провидении и свободной воле. «Это религиозное учение будет мощно руководить нашими поступками, подарит нам мир и спокойствие мыслей и представит нас щедрыми, полезными и благодетельными в глазах других людей» [104].

Не все религиозные размышления Франклина отличались такой серьезностью. Приблизительно тогда же, когда был прочитан доклад в Хунте, он сочинил для своей газеты рассказ, озаглавленный «Суд над ведьмами на горе Холли», — восхитительную пародию на пуританские мистические убеждения, противоречащие законам физики. Обвиняемым ведьмам предстоит пройти два теста. Первый — их взвесят на весах, на другой чаше которых находится Библия. Второй — их бросят в воду со связанными руками и ногами, чтобы удостовериться, смогут ли они плыть. Они соглашаются с одним условием: что двое обвинителей пройдут тот же тест. В сочных деталях Франклин описал, как происходило нелепое действо. Как обвиняемые, так и обвинители успешно превзошли в весе Библию. Но как обвиняемые, так и один из обвинителей смогли не утонуть в реке; это означало, что они ведьмы. Более разумные наблюдатели пришли благодаря эксперименту к заключению о том, что большинство людей от природы могут держаться на плаву. Другие были не так уверены, они решили подождать до лета, когда эксперимент можно было проводить с раздетыми людьми [105].

Свободомыслие Франклина лишило спокойствия его семью. Когда его родители написали о своих опасениях касаемо его «ложных представлений», Франклин ответил им письмом, в котором детально излагался религиозный подход, основанный на толерантности и практицизме, который и будет сопутствовать ему в жизни. Он писал, что со стороны любого человека глупо настаивать, что «все принципы, которых он придерживается, правдивы, а те, которые он отрицает, — ложны». То же можно было сказать о системах взглядов, присущих разным религиям. Их, говорил молодой прагматик, нужно оценивать по степени полезности: «Я думаю, нужно судить по их влиянию и последствиям; и если человек не имеет никаких воззрений, уменьшающих его добродетель или порочащих его, можно заключить, что среди них нет опасных. Надеюсь, что именно так обстоят дела со мной». Ему не было дела до богословских разграничений, которые так беспокоили его мать. «Я думаю, живая вера всегда страдала, если догма признавалась выше добродетели. Библия гласит, что в последний день нас будут судить не по тому, что мы думали , а по тому, что мы делали … по деяниям, совершенным ради ближнего. Так написано в двадцать шестой главе Евангелия от Матфея». Его родители, более сведущие в тексте Библии, должно быть, поймали его на том, что имелась в виду двадцать пятая глава. Однако в итоге они перестали тревожиться о его еретических наклонностях [106].