Уолтер Айзексон - Бенджамин Франклин. Биография

В то время его отношение к Питеру напоминало отношение к рабству в целом: он видел недостатки только одним глазом, слышал только одним ухом и уживался с ними неплохо, хоть давалось это ему все тяжелее. Эволюция его взглядов на рабство и расовый вопрос действительно продолжалась. Вскоре его избрали членом попечительского совета Английского благотворительного общества, состоявшего из соратников доктора Брея {46} , которое занималось построением школ для негров, живущих в колониях.

Вместе с Уильямом Франклин провел весну и лето 1758 года, объезжая окрестности, чтобы насладиться гостеприимством и поприветствовать своих поклонников. Во время визита в Кембриджский университет он совместно с прославленным химиком Джоном Хедли провел серию экспериментов, связанных с выпариванием. Франклин прежде изучал, как жидкости производят разный замораживающий эффект, основываясь на том, как быстро они испаряются. С Хедли они проводили эксперимент, используя эфир, который очень быстро испаряется. В комнате при температуре шестидесяти пяти градусов они постоянно обмазывали шарик термометра и использовали воздуходувные мехи, чтобы выпаривать его. «Мы продолжали выполнять эту операцию, один из нас при этом смачивал шар, а другой дул на него из мехов, чтобы ускорить выпаривание, ртуть постоянно опускалась вниз, пока не дошла до отметки семь, что означало двадцать пять градусов ниже температуры замерзания, — писал Франклин. — Из этого эксперимента можно извлечь вывод о вероятности заморозить человека до смерти теплым летним днем». Он также размышлял, верно, что летние бризы не охлаждают людей сами по себе; напротив, охлаждающий эффект появляется из-за увеличения испарений человеческого организма через потоотделение, вызванного бризом.

Его исследования в области тепла и заморозки хоть и не были такими плодотворными, как работа над электричеством, продолжались на протяжении всей жизни. В дополнение к опытам над выпариванием он также изучал в дальнейшем, как различные цвета поглощают тепло от света, как такие материалы, как металл, проводящий электричество, способствуют передаче тепла и как улучшить строение печей. Как обычно, его сила заключалась в том, что он не развивал абстрактные теории, а изобретал, как применить на практике то, что принесет улучшение повседневной жизни [220].

Визит Франклина в Кембридж всех настолько впечатлил, что его пригласили повторно приехать туда этим же летом, чтобы поприсутствовать на церемонии вручения степеней. «Мое тщеславие было немало удовлетворено этим отношением», — признавался он Деборе. Но не такая встреча ждала его, когда осенью он вернулся в Лондон [221].

В ноябре 1758 года, когда с момента вручения Франклином «Основных положений о прошениях» прошло более года, Пенны наконец-то ответили. Для того чтобы осадить Франклина, они попросили своего юриста Фердинанда Париса написать прямо в Ассамблею Пенсильвании, отправив затем копию послания Франклину, сопроводив собственноручным письмом только послание к Ассамблее.

По вопросу полномочий Ассамблеи хозяева колонии были непреклонны: их указания губернаторам оставались незыблемы, а хартия «дает [им] право создавать законы». Ассамблея отвечает только за «совет и согласие». По вопросу налогообложения, однако, Пенны оставляли возможности для некоторых компромиссов. «Они вполне готовы пересмотреть свой годовой доход от земельных владений», — писал Парис, и рассмотреть некоторые отчисления на основании того, «что по природе своей подлежит налогообложению».

Туманный ответ, который не давал никаких гарантий реальных денег, подтолкнул Франклина написать еще раз, чтобы добиться пояснений. Но ключевой аспект в позиции хозяев колонии заключался в том, что они больше не собирались иметь с ним дела. Парис демонстративно сказал Ассамблее, что своим посланником они выбрали отнюдь не «человека беспристрастности». А Пенны в собственном письме заявили, что дальнейшие переговоры потребуют «совершенно другого подхода». Акцентируя на этом внимание, Парис лично нанес визит Франклину, чтобы доставить сообщение Пеннов, в котором говорилось следующее: «Мы не считаем необходимым поддерживать корреспонденцию с джентльменом, который признает, что он не вправе придерживаться надлежащих рамок». Франклин «ни слова не передал в ответ, — докладывал Парис, — и выглядел весьма разочарованным».

«Таким образом, они положили конец всем дальнейшим переговорам между нами», — писал Франклин спикеру Ассамблеи Норрису. Его миссия зашла в тупик, он мог бы вернуться домой и дать другим возможность выяснить подробности дела и прийти к компромиссу в вопросе налогообложения. Тогда он вяло предложил сложить с себя полномочия. «Палата увидит, — писал Норрису, — что если продолжать переговоры с собственниками, возникнет необходимость отозвать меня и назначить другого человека или людей для выполнения этой задачи, которые, скорее всего, окажутся более гибкими, чем я, или, как выразились сами хозяева, „людьми беспристрастными“».

Но Франклин не рекомендовал использовать такой подход. Его обычные инстинкты практика были подавлены чувствами, которых он когда-то стремился избегать, — горечью, уязвленной гордостью, эмоциональностью и политической горячкой. Он предложил взамен совершенно другой выход: попытаться забрать Пенсильванию у Пеннов и превратить ее в королевскую колонию под управлением короля и министров. «Если палата наконец-то стала благоразумно относиться к опасности, грозящей правам людей, которая неизбежно увеличится из-за власти и собственности, сосредоточенных в руках одной семьи с весьма определенными принципами, и если по этой причине палата захочет передать провинцию на незамедлительное попечение монархии, я верю, что этому не будет особых помех». С некоторым энтузиазмом он подвел итоги: «Таким образом, я думаю, что мог бы пригодиться» [222].

Не имелось причин верить, что английские министры станут вмешиваться в дела хозяев колонии или выступать в защиту демократии в колониях. Так почему же Франклин зациклился на непродуманной и обреченной цели вернуть Пенсильвании статус королевской колонии? Отчасти проблема заключалась в том, что враждебность по отношению к Пеннам затуманила его периферийное зрение. Эдмунду Моргану, историку Йельского университета, этот «продолжительный приступ политической слепоты» кажется неожиданным и даже ставит в тупик. «Пристрастие Франклина, если не сказать одержимость привилегиями собственников, не только заставила его растратить впустую колоссальные таланты, но и затуманила его видение и восприятие политически осуществимых целей», — писал он.