Шимун Врочек - Как выжить среди принцесс [litres]

Вова очень обрадовался. В две секунды разорвал бумагу, радостно обнял бутылку, спрятал колу в рюкзак, чтобы выпить дома, затем приступил к эстетической части подарка…

Василиса в ужасе:

– Вова, ты что?! Зачем ты ешь искусственный снег?! Это же соль, смешанная с пеной для бритья!

Вова П. разводит руками, с превосходством в голосе:

– Ну я же мужчина.

Злата готовится к новогоднему утреннику. Мы с ней повторяем стихотворение для Деда Мороза. Автор Петр Синявский. Стихотворение короткое (это требование воспитателей) и забавное. Заканчивается оно так:

Злата читает стихотворение с удовольствием. Но слишком хорошо его выучила и теперь отбарабанивает, как скороговорку.

– Бу-бу-бу… сметанское, – заканчивает Злата.

Папа, ушибленный Станиславским и недобитый режиссурой «Щуки», не может этого вынести.

– Сметанское! – Я раскидываю руки и всем своим существом выражаю, какое это потрясающее «сметанское». В этом «сметанском» весь «Гамлет», Розов с Володиным, Ростан, Жан Ануй, Коляда, Брехт от корки до корки и даже немного Теннесси Уильямса. Это ухмылка де Ниро, профиль Марлона Брандо и пятидесятое хмыканье Тома Харди. Это не слово, а кошачий космос.

Злата смотрит на меня скептически.

– Папа, ты что, на утреннике тоже так будешь делать? – спрашивает Злата.

Я смутился.

– Э-э… нет, конечно.

– Будешь, – уверенно заключает дочь. – Ты же артист.

Злата радостно:

– Я сейчас побегу на кухню, съем что-нибудь вкусненькое.

Девица убегает, возвращается недовольная.

– Папа! Там нет моего любимого печенья!

– Как нет? На столе же лежало?

Злата вздыхает.

– Просто я его нечаянно съела.

Новогодняя суета.

Злата выходит в роскошном платье, волосы красиво заплетены. Родители что-то замешкались в коридоре.

– Пропустите красотку! – командует Злата.

Стол накрыт, салаты, бокалы, фрукты, нарезка. Двадцать минут до полуночи. Горячее доходит в духовке – по квартире плывет запах жареной картошки и курицы (самый новогодний запах, я считаю. У меня даже в животе заурчало). Ледяное взрослое шампанское и теплая детская газировка, все на своем месте. Самое время фотографироваться. Я принес фотоаппарат, штатив, настроил автоспуск. Командую: все за стол. Расселись, улыбаемся. Щелк. Иду смотреть. Не получилось, кто-то моргнул. Еще раз. Все по местам! Раз-два-три, огонек на камере мигает. Злату на колени, Василису рядом, улыбаемся и машем.

Злата вдруг плачет. Навзрыд. Щелк! Ну, елки…

– Злата, что случилось? – спрашивает Лариса.

– Я не хочу фотографироваться!

– Почему?

– Я голодная!

Когда пробило двенадцать, я достал хлопушки, раздал девицам. Злата тянет за веревочку, но сил не хватает, я ей помогаю. Хлоп! Весело. Цветные конфетти взлетают под потолок. Следом стреляет Василиса. Злата прыгает от радости.

Проснулись. 1 января. Комнаты засыпаны серпантином.

– Надо бы убрать, – говорит мама со вздохом.

Злата:

– Пусть папа убирает! Он первый выстрелил!

Мы выбираем, нас выбирают…

И ни фига не совпадает.

Жена решила помочь Василисе (наши тринадцать) разобраться с личной жизнью. Зная целеустремленность Ларисы, на месте личной жизни я бы лег и притворился мертвым.

Жена:

– Василиса, тебе нравятся мальчики Икс и Игрек, а им нравятся другие девочки. Печально, но ничего не поделаешь. Тогда, может, тебе стоит посмотреть на других? Вот Зет например? Хороший же мальчик, симпатичный, хорошо учится, ты ему очень нравишься…

– Мама, ты что? Он же странный!

– Странный – что тут плохого? – толерантно говорит жена. – Все мы немного…

– Он называет себя Иисус.

Вообще, жену, как ракету с тепловым наведением, практически невозможно сбить с намеченной цели. Но тут даже она выказывает некоторые признаки колебания. «Мальчик по имени Иисус» – это серьезно.

– Ну, он так шутит, – неуверенно говорит жена.

– Два года?!

Январские праздники. Девять утра. За окном вымершая безмятежная бесснежность. В квартире сонное царство. Город засыпает.

Просыпается Злата…

В спальне родителей появляется бодрая дочь и первым делом видит папины беззащитные пятки, торчащие из-под одеяла. Ребенка озаряет: добро можно нести в мир разными способами.

– Папа! Папа! Я тебе, наверное, ноги пощекочу… – Тут Злата вспоминает о вежливости: – Если ты не против.

– Э-э… я против.

– Против? – искренне удивляется Злата. – Но я все равно пощекочу!

– Злата, нет!!

Папа судорожно пытается отползти (робко прячет тело сонное в одьяле), а ребенок атакует, заливаясь радостным смехом.

Жена, сквозь сон:

– Видимо, это женское.

Злата кричит:

– Папа, дай мне, пожалуйста, печенье! Зверушек!

– Зачем?

– Я забыла вкус фигурок печенья!

Почти стихи. Хокку.

А заканчивает прозой:

– Сейчас поем и вспомню.

Злата (наши пять лет) возвращается из детского сада:

– Папа, я так хочу полететь на самолете, все вместе! Я никогда не летала на самолете!

– Никогда?

– Никогда-преникогда!

– А в Болгарию с Вовой? Два раза. И к бабе Люде еще.

– Это давно было. Я не помню, – сокрушенно говорит девица. Потом начинает планировать:

– Скоро мама получит на работе денежки, и мы полетим на самолете.

– Почему это мама? – я чувствую себя задетым. – Папа тоже получает денежки.

– Тоже?

– Да, мне, например, платят за мои книги.

– А это не смешные денежки?

– Э-э… мне трудно возразить. Но ты меня ранила.

Забираю Злату из детского сада. Дети тусуются в раздевалке, скоро на выход. Пока Злата показывает мне свой рисунок «Чаепитие» (розовая скатерть, две чашки, вазочка с печеньем, вазочка с клубникой, пирог и многослойный торт, как на свадьбу), вокруг разворачиваются маленькие трагедии.

Мама девочки, устало:

– Ульяна! Ульяна! Ульяна! Ты меня слышишь? Ульяна! Что ты делаешь?!

Девочка поворачивает голову:

– На жениха смотрю, чо.

Там сидит пацан в одних трусах и задумчиво размышляет о жизни. Вокруг, как в эпицентре взрыва, разбросаны носки, штаны, шарфы и куртки.

Вот эта характерная мужская задумчивость, она уже в пять лет видна. Вот так сел, нормально подумал.

И вообще не в курсе, чей ты там жених.

Когда мама уезжает на концерт к Василисе, папа берет управление домом в свои руки.