Варвара Головина - Записки графини Варвары Николаевны Головиной (1766–1819)

Я не присутствовала ни на одном из тех, которые давались в это время в Петербурге. Я оставалась с г-жей Толстой в вечном сердечном трауре и не считала себя обязанной ездить на публичные увеселения, но все же вынуждена была поехать на костюмированный бал, на который все явились не столько по доброй воле, сколько по приказанию полиции. Те, которые отказывалась бы повиноваться, были бы внесены в известный список, и таким образом о них доведено было бы до сведения императора. Поэтому я отправилась на этот печальный праздник, так же как и г-жа Толстая. При открытии бала сыграли полонез, который я привыкла слышать в счастливые времена. Музыка эта сделала на меня ужасное впечатление: рыдания душили меня. Шумные увеселения и празднества тяжело действуют на горе, конвульсивная улыбка яснее выражает страдания. Я бежала от света, который был мне противен; смерть была в моем сердце, глаза мои, по-видимому, искали ее, как успокоения. Мы вернулись, изнемогая от усталости, точно после тяжелой и опасной поездки.

Во время коронации князь Репнин получил письмо от графа Михаила Румянцева [163] Граф Михаил Петрович Румянцев, сын фельдмаршала, д. т. с., обер-шенк, ум. 1806 г. В описываемое время он был генерал-поручиком. , который служил тогда в чине генерал-лейтенанта под командой фельдмаршала Суворова. Граф Михаил был самый ограниченный, но очень гордый человек и, сверх того, сплетник, не лучше старой бабы. Фельдмаршал обращался с ним по его заслугам; граф оскорбился и решил отомстить. Он написал кн. Репнину, будто фельдмаршал волновал умы, и дал ему понять, что готовится бунт. Князь Репнин чувствовал всю лживость этого известия, но не мог отказать себе в удовольствии подслужиться и повредить фельдмаршалу, заслугам которого он завидовал. Поэтому он сообщил письмо графа Румянцева гр. Растопчину. Этот последний представил ему, насколько было опасно возбуждать резкий характер императора. Доводы его не произвели, однако, никакого впечатления на кн. Репнина: он сам доложил письмо Румянцева его величеству, и Суворов подвергся ссылке.

Несчастный характер императора Павла заставил его сделать так много несправедливостей, что с трудом можно согласовать их с предположением, что он обладал прекрасной душою. Я позволю себе прервать на минуту мой рассказ и привести малоизвестный, но верный анекдот, в доказательство величия и врожденной доброты, коренившейся в глубине души этого государя.

Граф Панин, сын гр. Петра Панина, о котором я говорила выше, ни в чем не похож на своего отца [164] Граф Никита Петрович Панин (ум. 1837 г.) был еще жив, когда В. Н. Головина писала свои «Записки». . У него нет ни силы характера, ни благородства в поступках; ум его способен только возбуждать смуты и интриги. Император Павел, будучи еще великим князем, выказывал ему участие, как к племяннику гр. Никиты Панина, своего воспитателя. Граф Панина, воспользовался добрым расположением великого князя, удвоил старание и угодливость и достиг того, что заслужил его доверие. Заметив дурные отношения между императрицей и ее сыном, он захотел нанести им последний удар, чтобы быть в состоянии удовлетворить потом своим честолюбивым и даже преступным замыслам. Поужинав однажды в городе, он вернулся в Гатчину и испросил у великого князя частную аудиенцию для сообщения ему самых важных новостей. Великий князь назначил, в каком часу он может прийти к нему в кабинет. Граф вошел с смущенным видом, очень ловко прикрыл свое коварство маской прямодушия и сказал наконец великому князю с притворной нерешительностью, будто пришел сообщить ему известие самое ужасное для его сердца: дело шло о заговоре, составленном против него императрицей матерью, думали даже посягнуть на его жизнь. Великий князь спросил у него, знал ли он заговорщиков, и, получив утвердительный ответ, велел ему написать их имена. Граф Панин составил длинный список, который был плодом его воображения. «Подпишитесь», сказал затем великий князь. Панин подписался. Тогда великий князь схватил бумагу и сказал: «ступайте отсюда, предатель, и никогда не попадайтесь мне на глаза». Великий князь потом сообщил своей матери об этой низкой клевете. Императрица была так же возмущена ею, как и он. Список, составленный Паниным, оставался у великого князя Павла Петровича в особом ящике, который он всегда хранил в своей спальне.

Возвратимся к тому, что происходило при дворе после коронации. 3 мая, император оставил Москву с своими сыновьями, с целью объехать губернии, только что приобретенные по разделу Польши, а оттуда вернуться прямо в Петербург. Императрица уехала из Москвы в одно время с императором, вместе с великими княгинями, своими невестками, и великой княжной Александрой, своей дочерью. Ее величество объявила им всем троим, что они не будут расставаться с нею ни днем, ни ночью, и действительно дорогой, как и по приезде в Павловск, она приказала им всем трем спать в своей комнате. У великих княгинь Елисаветы и Анны не было даже другого помещения, как только апартаменты государыни.

Здоровье великой княгини Елисаветы, которое устояло от различных испытаний предшествовавшей зимы и от утомления во время коронации, ослабело наконец к тому времени. Великая княгиня впала в изнурительную болезнь, сопровождавшуюся страданиями, которые заставляли ее ожидать возвращения императора с крайним нетерпением, чтобы избавиться по крайней мере от зависимости, в которой она находилась. Наконец эта минута наступила. В последних числах мая императрица выехала со свитой на встречу императору в Гатчину, где императорская чета провела только несколько дней, после чего двор вернулся в Павловск. Старались всеми средствами заставить позабыть прошлое царствование, и один из способов, употребленных для этой цели, заключался в перемене местопребывания двора. Императрица Мария питает к Царскому Селу чувство отчуждения, применимое только к какому — нибудь лицу: она чувствует к нему ревность за созданный ею Павловск. Вследствие этого, царскосельский дворец, достойный царского местопребывания, где вся свита могла прилично разместиться, был покинут и разорен, так как самые лучшие его вещи перевезены в Павловск, место красивое, но нисколько не соответствовавшее двору, который, поневоле, должен был там находиться, потому что Павловск сделался местопребыванием государя, склонного к пышности и представительности. На скорую руку возведено было несколько построек, но эти постройки составляли, наравне с окружающим, самый поразительный контраст с сооружениями прошлого царствования. Екатерина II велела воздвигнуть великолепный дворец в Царском Селе для своего внука, а императрица Мария поместила наследника престола в хижине, пока ему строили деревянный дом по ее приказанию. Помещение великого князя Александра было весьма тесно, но великая княгиня Елисавета чувствовала себя там очень счастливой, сравнительно с тремя неделями, проведенными ею во дворце.