Варвара Головина - Записки графини Варвары Николаевны Головиной (1766–1819)

По другую сторону наших апартаментов квартировала герцогиня д’Есклиньяк, побочная дочь принца Ксаверия и сестра шевалье де Сакс, который был убит на дуэли князем Щербатовым. До меня доходил ее спор с горничной, напоминавший маркизу из комедии; та отвечала ей, как и следовало субретке:

— Барышня, вы ошибаетесь, герцогиня ошибается и т. д.

Я рассталась с г-жей Кошелевой, в надежде скоро опять с ней свидеться в Париже. В продолжение часа мы взбирались на красивую гору Савернь, представляющую все разнообразие природы. Роскошный вид расстилается с ее вершины. Как только въехала я во Францию, желание увидать г-жу де-Тарант усилилось. Мы ехали во Франции гораздо скорее, чем в Германии: французская почта прекрасна, ямщики услужливы и аккуратны. Я нашла прекрасные отели, превкусные обеды, отличное вино, проворных, веселых и добродушных слугь. Только в Нанси и в Мо заметила я революционный дух.

Отправившись гулять в одном из этих городов, пока меняли лошадей, я встретила двух или трех молодых людей, которые принялись кричать:

— О, го, го! теперь не носят более шлейфов, потому что нет более пажей их поддерживать.

— Ошибаетесь, господа, — отвечала я: — я не француженка, а русская: мы не проливали крови наших государей!

Они замолчали и поспешили удалиться.

Прибытие в Париж. — Княгиня де-Тарант. — Общество Сен-Жерменского предместья. — Граф Морков. — Поездка по Парижу. — Г-жи Модави, Дюра и Шиме. — Первый консул. — Г. Караман. — Маркиза Монтессон.

В 9 часов вечера приехали мы к парижской заставе. Пока осматривали наши паспорта, я услышала прекрасную музыку: танцевали кадриль на лугу. Я спросила позволения у моей матери сесть в карету мужа, а на мое место посадить мою старшую дочь. Различные чувства взволновали меня: сердце мое радостно билось от предстоящего свидания с г-жей де-Тарант и от въезда в этот большой город. Когда мы проехали ворота С. Мартен, тысяча мыслей начала тесниться в моей голове. Я вспоминала все, что говорил мне дядя [248] Иван Иванович Шувалов. , который так долго прожил в этом огромном городе. Мысль о революции, шум, крики, езда телег, бубенчики лошадей, походная музыка, эта масса народа, которая не идет, а бежит, и стремительно бросается в разные стороны, крики разносчиков, все неважное по подробностям, но взятое вместе, произвело на меня самое своеобразное впечатление. Действительно, в этом центре встречаем все земное величие и всю земную суету. Мы проехали Pont Royal (Королевский мост) и въехали в С.-Жерменское предместье, самый аристократический квартал Парижа, так как в нем сосредоточивались жилища всех древних дворянских фамилий. Въехав в улицу Бак, мы не знали, куда направиться. Добрая женщина указала нам отель Касини на Вавилонской улице. Мы постучали в большие ворота, которые отворились, и мы заметили красивый четыреугольный двор, покрытый виноградниками. Мы увидали освещенную комнату. Камердинер и два лакея вышли нам на встречу с факелами. Муж мой повел в дом мою мать и детей, а я осталась во дворе ожидать г-жу де-Тарант, которая была в двух шагах от нас у г-жи де-Люксембург, куда ей пошли доложить. Было 3-е октября. Ночь была темная и теплая. Дверь отворилась. Г-жа де-Тарант прибежала, и мы бросились в объятия друг друга.

— Что вы здесь делаете? — сказала она мне.

— Жду, чтоб вы мне сами показали все доказательства вашей дружбы: они мне будут вдвое дороже.

Ужин был сервирован чисто, элегантно. Мать моя помещалась в бель-этаже и, по-видимому, была довольна. Комнаты мои, мужа и детей, все очень мило обставленные, находились в антресолях. Мы считали себя счастливыми так многим быть обязанными нашему доброму другу. Она одна находила все недостаточно красивым.

На другой день я увидала наш маленький садик. Затем г-жа де-Тарант поспешила познакомить меня с своими родственниками. Герцогиня д’Юзес (d’Uzès), сестра ее, была в Париже с своим мужем, которого я уже видела в Петербурге, когда он сопровождал туда г-жу де-Тарант при ее приезде из Лондона. Герцогиня Шатильон, мать ее, была в замке Бидвиль, в 8-ми милях от Парижа. На третий день она приехала навестить нас с г-жей д’Юзес, своей внучкой. Я поехала на встречу в Версаль. Она приняла меня дружески и дала букет цветов.

Через два дня, граф Караман, старинный друг моего дяди, также приехал к нам и привез с собой трех своих дочерей: виконтессу де-Сурш, виконтессу де-Водрёйль, графиню Баши и внучку ее m-lle де-ла-Фор. Мы познакомились без всяких церемоний, и через час между нами установились такие простые отношения, как будто мы провели вместе всю жизнь. Г-жа де-Сурш первая дала мне это заметить.

— Это совершенно естественно, — отвечала я. — Мне не доставало только полюбить лично всех вас.

Г-жа де-Тарант повезла меня затем в отель Шаро. В нем жили в то время только графиня де-Сен-Альдегонд и графиня Беарн. Маркиза Турсель, их мать, и герцогиня Шаро, сестра, были в деревне. Г-жа де-Сен-Альдегонд приняла меня с таинственностью и простотой, которые не допускают стеснения при первом знакомстве, но г-жа де-Беарн, в продолжение всего моего визита, сохраняла полное хладнокровие, которое имело характер наблюдения. Я мало видела лиц, более интересных и подходящих к соединению всех добродетелей. Г-жа де-Шатильон и г-жа де-Тарант водили меня также к г-же Клермон, к княгине де-Тенгри, к графине де-Люксембури, которая квартировала в том же доме с графиней де-Монморанси Танкарвиль, своей сестрой. Мы посетили также герцогиню де-Жевр, последнюю из фамилии Дюгесклен, и герцогиню де-Бетюнь, тетку по отцу г-жи де-Тарант, у которой жила ее внучка, г-жа Евгения де-Монморанси. Герцогиня де-Бетюнь приняла меня в своей спальне, обитой красным. Она сидела в большом кресле, около нее была шифоньерка, а на коленах маленькая собачка на четыреугольном куске серой тафты. Я познакомилась еще с графиней Ипполит де-Шуазёль и с графиней де-Серанс, ее сестрой. Круг моего знакомства расширялся ежедневно: друга m-me де-Тарант принимала везде с участием. Г-жа де-Турсель вернулась из деревни с остальными членами своего семейства. Герцогиня де-Шаро приехала тотчас же ко мне и пригласила меня самым любезным образом навестить ее в пятницу, приемный день ее матери. Это интересное и почтенное семейство было в сборе в том же доме. Я была там с г-жей де-Тарант и видела множество дам прежних времен, между прочим герцогиню Дюра, княгиню Шиме, ее друга в продолжение 40 лет, и княгиню де-Леон, невестку г-жи Танкарвиль.

В это время Бонапарт был консулом, и двор его находился в Тюльери. Общество, которое я видела, представляло поразительный контраст с тем, которое я встречала по другой стороне мостов. То была квинт-эссенция старинного дворянства, неприкосновенная в своих принципах и сделавшаяся жертвой революции. Душа и сердце находили отраду среди этого редкого единения. Ум мог только наслаждаться всем представлявшимся ему: тон, грация, а в особенности принципы, привлекали, восхищали и заставляли наслаждаться обществом, в котором твердая последовательность убеждений соединялась с самой естественной любезностью. В скором времени со мной стали обращаться в отеле Шаро и в отеле Караман, как с сестрой; друзья того и другого семейства осыпали меня вниманием. Самолюбие мое могло бы быть польщенным, если бы я имела время думать о том, но душа моя была слишком глубоко тронута, чтобы я могла заниматься собой. Граф Морков, наш посланник в Париже [249] Граф Аркадий Иванович Морков (род. 1747 г., ум. 1827 г.), бывший при Екатерине клевретом Зубова, в царствование Павла находился в опале, но, с восшествием на престол императора Александра, назначен был посланником в Парнас к первому консулу. От природы дерзкий и надменный, Морков усвоил себе притом взгляды Сен-Жерменского предместья на новый порядок вещей, устанавливавшийся во Франции. Это не замедлило отозваться на дипломатической деятельности Моркова. Стремления Бонапарта заключить союз с Россией не увенчались успехом и побудили его сказать даже, что он желал бы иметь в Париже такого же благосклонного к французам русского посланника, каким для англичан был в Лондоне гр. С. Р. Воронцов. Графиня Головина прекрасно рисует ту обстановку, среди которой действовал Морков. , приехал спросить меня, к какому 16-му желала я назначить мое представление к первому консулу [250] Бонапарту представлялись 16-го числа каждого месяца. Примечание графини Головиной. . — «Вы удивляете меня, — сказала я ему, — неужели вы думаете, что я поеду ко двору этого простонародного короля? Я не затем приехала сюда, чтобы унижаться». — «Но если вы не представитесь, то будет слишком заметно: все ваши соотечественницы это сделали. Англичанки, польки, немки, никто этого не избежал». — «Если-б даже и китаянки были там, я все-таки не поехала бы». — «Вы повредите г-же де-Тарант: подумают, будто она вам это советовала, и у вас будет так много неприятностей, что вы будете вынуждены оставить Париж». — «Я оставлю его с удовольствием, если это будет нужно для доказательства моих принципов; что же касается г-жи де-Тарант, то с ней ничего другого не может случиться, как только предложат ей выехать из Франции, и она это сделает без особенного горя». Граф Морков, видя, что ничего не выигрывает, замолчал, беспокоясь, как бы ему не было какого либо запроса и замечаний из-за меня.