Джон Дуглас - Охотник за разумом. Особый отдел ФБР по расследованию серийных убийств

В РКП мы постарались уйти от строго подхода к психологии, характерного для ДСР, собрав и классифицировав серийные убийства согласно поведенческим характеристикам. К примеру, в ДСР вы не найдете тип убийства, совершенного О. Джей Симпсоном, зато таковой есть в РКП. Иными словами, мы попытались отделить зерна от плевел в науке о поведении, чтобы не только следователи, но и все правовое сообщество в целом могло руководствоваться нашим трудом в психолого-аналитической работе.

Безусловно, подсудимые с помощью адвокатов будут изо всех сил стараться избежать причитающейся ответственности. Во внушительном списке доводов, которыми защита Шоукросса пыталась доказать его невменяемость, наиболее эффективным оказалось апеллирование к посттравматическому стрессовому расстройству (ПТСР), заработанному во Вьетнаме. Однако в ходе разбирательства выяснилось, что на самом деле Шоукросс не участвовал в боевых действиях. Впрочем, его адвокаты были далеко не первыми, кто пытался воспользоваться подобным приемом. К примеру, Дуэйн Сэмплз, который 9 декабря 1975 года буквально распотрошил двух девушек в Силвертоне, штат Орегон, на суде настаивал на том, что страдает «вьетнамским синдромом». Хотя от полученных травм скончалась только одна из жертв, фотографии с места преступления Сэмплза говорят красноречивее любых слов: обе девушки вскрыты, словно консервные банки. Роберт Ресслер выяснил, что Сэмплз тоже не участвовал в боевых действиях, несмотря на все его заявления. За день до нападения Сэмплз признался в письме, что уже давно мечтает вспороть живот какой-нибудь юной обнаженной красотке.

В 1981-м Ресслер отправился в Орегон, чтобы помочь прокурору объяснить губернатору, почему не следует выпускать Сэмплза по УДО. Несмотря на всю силу доводов моего коллеги, через десять лет заключения Сэмплз все равно оказался на свободе.

Был ли он сумасшедшим на самом деле? Находился ли в состоянии временного аффекта, когда напал на девушек? Узнав о столь вопиющем проявлении извращенной фантазии, любой нормальный человек тут же счел бы Сэмплза больным на всю голову. Спорить не стану. Но знал ли убийца о том, что поступает плохо? Был ли его выбор осознанным? На мой взгляд, важнее всего правильно ответить именно на эти вопросы.

Судебное заседание по делу Артура Шоукросса, проходившее в городском суде Рочестера, продолжалось более пяти недель, в течение которых прокурор Сирагуса демонстрировал куда более глубокое и комплексное понимание судебной психиатрии, чем многие из именитых докторов. Под неусыпным взором десятков направленных на него телекамер он заслужил титул местного супергероя. Получив материалы после окончательных прений, присяжные вынесли вердикт менее чем через сутки: Шоукросса признали виновным в совершении преступления второй степени тяжести по всем заявленным статьям. Судья не оставил убийце ни единого шанса вновь переступить грань дозволенного, приговорив его к двумстам пятидесяти годам лишения свободы с отбыванием срока в колонии штата.

Прикрыться невменяемостью редко удается и еще по другой причине, на которую мало кто обращает внимание: присяжные не доверяют такому маневру и нечасто принимают подобную аргументацию.

На мой взгляд, тут есть два соображения. Во-первых, тогда придется признать, что практически все убийцы совершают свои преступления в состоянии аффекта и просто не могут ничего с собой поделать. Но вот парадокс: что-то не припомню ни одного серийного убийцы, который не смог справиться с искушением в присутствии полицейского.

Вторая причина, по которой присяжные избегают оправдания по невменяемости, куда прозаичнее. Когда после заключения юристов и психиатров наступает момент решить дальнейшую судьбу подсудимого, присяжные подсознательно понимают, что он попросту опасен для общества. Даже если добропорядочные граждане Милуоки на рациональном уровне сочли бы Джеффри Дамера невменяемым, как-то не верится, что они доверили бы его (и свое) будущее психиатрическому учреждению, чья надежность вызывает понятный скепсис. А вот в тюрьме Дамер уж точно не будет представлять для общества такую опасность.

Я не хочу сказать, что большинство психиатров и их коллег направо и налево ратуют за освобождение опасных преступников и их возвращение в ту среду, где они смогут зверствовать и дальше. Смысл в другом: по моему опыту, они попросту не владеют достаточной информацией, чтобы принимать взвешенные решения. И даже обладая опытом работы в судебной медицине, психиатры, как правило, не могут оценить ситуацию во всей полноте ее проявлений.

Одним из первых дел, которым я занимался уже в качестве профайлера, стало убийство Анны Берлинер, пожилой женщины из штата Орегон, в собственном доме. Чтобы поподробнее узнать о возможном субъекте, местные полицейские обратились за помощью к психологу одной из местных клиник. Среди прочих увечий на теле жертвы присутствовало четыре глубокие раны в области груди, нанесенные заточенным карандашом. В свое время тот психолог в научных целях побеседовал более чем с полусотней мужчин (в основном в тюрьмах), обвиненных в убийстве. На основе этого опыта он предположил, что убийца Берлинер имеет за спиной солидный тюремный срок, возможно, за торговлю наркотиками, поскольку карандаш в качестве оружия пользуется популярностью в основном у завсегдатаев исправительных учреждений. Ясное дело: человеку, ни разу не сидевшему за решеткой, даже в голову не придет воспользоваться невинным предметом столь нестандартным образом.

Затем полиция связалась со мной, и я высказал диаметрально противоположное мнение. Я предположил, что возраст и уязвимость жертвы, чрезмерная агрессивность нападения, совершенного среди бела дня, а также отсутствие признаков грабежа указывает на неопытного убийцу, желторотого юнца. Как-то не верилось, что карандаш он выбрал нарочно, тщательно взвесив все «за» и «против». Он просто схватил первое, что попалось под руку. Убийцей оказался шестнадцатилетний подросток, который постучался к Берлинер под предлогом сбора средств на пеший марш, в котором сам даже не участвовал.

Ключевой поведенческой особенностью этого случая стала явная неуверенность убийцы в себе. Об этом кричала чуть ли не каждая улика, оставленная на месте преступления. Бывший уголовник, нападающий на беззащитную старушку, был бы на сто процентов уверен в своих силах. Нельзя ориентироваться на одну-единственную улику (к примеру, вроде того волоса с головы афроамериканца в деле Франсин Элвесон), она не дает всей полноты картины. Подобный подход мог бы завести расследование дела Анны Берлинер совершенно не туда.

Самый сложный вопрос в нашем и без того непростом деле таков: опасен ли сейчас и может ли стать опасным в будущем рассматриваемый индивид? Говоря языком психиатров, представляет ли он угрозу для самого себя и окружающих.