Джон Дуглас - Охотник за разумом. Особый отдел ФБР по расследованию серийных убийств

Разглядывая преступников, сидящих напротив меня за столом в тюремной переговорной, я в первую очередь стараюсь представить, как они выглядели и что говорили, совершая убийства. Я тщательно изучаю все записи по делу и знаю, что именно каждый из них сделал, на что он способен. Мне остается лишь сопоставить это знание с человеком, сидящим напротив.

Любой полицейский допрос — это борьба умов; каждая сторона старается склонить другую к нужным высказываниям. Чтобы выработать индивидуальный подход к каждому заключенному, человека сперва нужно оценить. Праведный гнев или взывание к совести здесь не помогут («Ах ты садистское чудище! Ты что, съел его руку?»). Нужно понять, за какие ниточки следует дергать. С одними, вроде Кемпера, можно говорить прямолинейно и по существу, если дать им понять, что вы владеете ситуацией и вас не надурить. С другими, наподобие Спека, я выработал наступательный и агрессивный подход.

Итак, мы сидели в переговорной, но Спек по-прежнему делал вид, что не обращает на нас никакого внимания. Тогда я обратился к его адвокату. Он был открытым и коммуникабельным человеком, умеющим разговорить враждебно настроенного клиента. Кстати, подобные качества, среди прочего, являются важным требованием к переговорщикам с преступниками. Я заговорил о Спеке так, как будто его вообще не было с нами:

— Вы вообще знаете, что сделал ваш подопечный? Убил восемь телочек. И некоторые из этих телочек были очень даже ничего. Он отнял у нас восемь сочных задниц. По-вашему, это честно?

Ясное дело, Бобу мои слова не слишком понравились. Он не хотел опускаться до уровня преступника и тем более порочить честь усопших. Конечно же, я был с ним солидарен, но в таких ситуациях остается только выполнять свою работу.

Адвокат оплатил мне той же монетой, и мы принялись обмениваться подобными репликами. Если бы речь не шла о жертвах жестокого убийства, нас сочли бы парой юнцов за беседой в школьной раздевалке. А это уже меняет характер беседы с подросткового на гротескный.

Спек слушал нас, то и дело качая головой и хихикая, а потом вдруг сказал:

— Вы оба долбаные психи. Кажется, мы не такие уж разные.

Лед тронулся, и тогда я повернулся к нему:

— Как, черт возьми, ты умудрился одновременно трахнуть восемь баб? Что ты ешь на завтрак?

Он смерил нас презрительным взглядом, точно парочку наивных онанистов.

— Да не всех я трахнул, напридумывают тут. Только одну.

— Ту, что на диване? — уточнил я.

— Ага.

Сколь бы грубой и отвратительной ни выглядела моя тактика, но для меня стало кое-что проясняться. В первую очередь, несмотря на свою враждебность и агрессию, Боб не считал себя крутым мачо. Он прекрасно знал, что не смог бы одновременно управиться со всеми дамами. Он был прагматиком — и потому решил изнасиловать всего одну. Судя по фото с места преступления, он выбрал ту, что лежала лицом вниз на диване. Для него она уже была обезличенным телом. С ней не приходилось вступать в контакт как с человеком. Еще мы можем сделать вывод, что он был не склонен к выработке сложного и продуманного плана. Слишком легко относительно простое и успешное ограбление скатилось к массовому убийству. Он признал, что убил девушек не в сексуальном угаре, а с целью избавиться от свидетелей. Когда домой вернулись и другие девушки, одну он запрятал в спальню, а другую — в кладовку, словно в загоны для скота. Он и понятия не имел, как ему выбраться из осложнившейся ситуации.

Интересно также отметить, что травму, из-за которой Боб попал в больницу и был арестован, по его словам, он заработал в драке в баре, а вовсе не вследствие попытки самоубийства. Похоже, сам он не отдавал себе отчет в том, насколько важны его признания. Спек скорее старался произвести впечатление эдакого мачо, «дьявола во плоти», нежели жалкого неудачника, который не придумал ничего лучше, чем решить свои проблемы суицидом.

Я слушал его и одновременно переваривал полученную информацию. В ней содержалось объяснение не только поведению Спека, но и данному типу преступлений в целом. Другими словами, если я в дальнейшем столкнусь с подобными сценариями, у меня будет уже некоторое представление о личности, претворившей его в жизнь. А это, конечно, и является главной целью исследовательской программы.

Обрабатывая данные для исследования, я старался избежать сухого академического лексикона и терминологии специалиста-психолога, сделав концепцию понятной и доступной для сотрудников правоохранительных служб. Теоретически было бы правильно сообщить местному следователю, чтобы он искал параноидального шизофреника, но рядовому копу в поимке субъекта от этого пользы мало. Одна из ключевых деталей, которые мы старались определить, это характер поведения преступника: организованный, неорганизованный или смешанный. Такие, как Спек, представляли собой яркий пример неорганизованного преступника.

Спек признался, что детство у него было трудным. Когда же я попросил его рассказать о семье, то в первый и единственный раз, как мне показалось, задел его за живое. К двадцати годам Роберт уже имел почти сорок задержаний, женился на пятнадцатилетней девчонке и стал отцом. Спустя пять лет, преисполненный злобы и горечи, он покинул жену, и, по его словам, у него просто не дошли руки ее прикончить. Впрочем, он убил нескольких других женщин, включая официантку в грязном дешевом баре, которая отказала ему в ухаживаниях. Кроме того, за пару месяцев до бойни в общежитии Боб ограбил и изнасиловал пожилую женщину шестидесяти пяти лет. При прочих равных условиях жестокое изнасилование зрелой женщины указывает на то, что молодой человек, возможно тинейджер, не отличается ни опытом, ни уверенностью в себе, ни искушенностью. Спек совершил изнасилование в возрасте двадцати шести лет. Чем больше лет преступнику, тем пропорционально меньше его искушенность и уверенность в себе. Вот какое впечатление на меня произвел Ричард Спек. Хотя ему было далеко за двадцать, этот закоренелый преступник вел себя совсем как подросток.

Перед уходом смотритель захотел нам показать еще кое-что. В Джолиете, как и во многих других тюрьмах, проводился психологический эксперимент с целью выяснить, уменьшают ли агрессивность мягкие пастельные тона. Идея основывалась на мощном научно-теоретическом фундаменте. Выяснилось, что в комнате с розовыми и желтыми стенами даже самые крутые качки из рядов полиции не в состоянии поднять свой обычный вес.

Смотритель отвел нас в комнату в конце тюремного блока и сказал:

— Вот эта розовая краска лишает убийцу его агрессии. Затолкай его в такую комнату, и он прямо сразу станет спокойным и пассивным. Загляни внутрь, Дуглас. Что ты видишь?